И танки наши быстры

Бурцев поморщился.

– Ну, эту. С яйцами. Сама подумай, какие тут могут быть яйца?

Зина некоторое время соображала, что имеет в виду Бурцев.

– Ты чего, с дуба упал? – спросила она.

– Нет. Не упал. Но зачем же людей обманывать? Я ведь даже не знаю, самец это или самка.

– Да какая разница? Я же тебе говорила, он у них больше двух недель все равно не протянет. Моя подруга его заморит.

Бурцев помолчал.

– Ну? – поторопила Зина.

– Нет.

– Слушай, Бурцев! Ты, может, трудностей испугался? А ты вспомни, кому в наше время легко?

– Нет, – еще тверже сказал Бурцев.

– Бурцев, ты мне коммерцию не порть! Если ты можешь несколько сотен баксов на ветер пустить, то это еще не значит, что все вокруг такие. Я, между прочим, свои деньги добываю в ежедневной борьбе!

Бурцев ничего не ответил.

Зина помолчала, прикидывая что-то в уме.

– Ладно, Бурцев, если ты такой жмот, справка – за мой счет. Но не больше пятидесяти долларов. И ветеринара ты находишь.

Бурцев опять вздохнул.

– Слушай, Зин, а тебе самой-то не противно? Ну что мы с тобой все об одном – баксы, баксы...

– Ну и что? – не поняла Зина.

– А то!

Наступила пауза. Бурцев слышал, как посапывала Зина, напряженно соображая.

– Ты что, в самом деле не хочешь его продавать?

– Не хочу.

Зина не сдавалась.

– Бурцев, чувствую, что у тебя какая-то мысль в голове, а какая – не пойму. Скажи честно, тебе кто-то лучше цену предложил? Да? Так мы можем перетереть этот вопрос.

– Нет, Зин. Не в этом дело.

– А в чем?

Бурцев помолчал.

– Сам не знаю... Может быть в погоде... Слякоть проклятая. Хоть бы снежок выпал.

Зина вздохнула.

– Обламываешь меня, Бурцев, да? – сказала, она, подумав. – Вот так с вами, мужиками, – всегда облом! А я уж планы построила. Сапоги новые в магазине приглядела. Вот и выходит, что бесполезные вы люди. Одни убытки от вас.

На этот раз Бурцеву нечего было возразить.

* * *

Он подошел к балконной двери и посмотрел на пингвина.

Пингвин тоже уставился на Бурцева. Они некоторое время пристально смотрели друг другу в глаза. Потом пингвин, расправив крылья самолетом и переваливаясь с боку на бок, сделал несколько шагов навстречу человеку и сильно стукнул клювом в стекло.

– Ну все! Хорош! – сказал Бурцев пингвину. – Поиграли и хватит. Собирайся. Поехали.

Он зажал пингвина в углу балкона, подхватил тревожно заверещавшего птицу на руки, запихал в хозяйственную сумку и вышел из квартиры.

Он очистил от снега машину, которая стояла припаркованная со вчерашнего утра, сел внутрь и пристроил сумку с пингвином на сиденьи рядом с собой. Затем набрал мобильный номер Айвазовского.

– Айвазовский, а тот мужик у какого метро стоял? – спросил он.

– Какой мужик? – не расслышал друг из-за шума голосов.

– С пингвином.

Айвазовскому потребовалось почти минута на то, чтобы сообразить, о ком идет речь.

– Я же говорил! Как выйдешь из клуба, так налево. В подземном переходе.

– Где газеты продают?

– Ну!

Бурцев помолчал.

– А вы что делаете? – спросил он.

Айвазовский почему-то замялся.

– Шары гоняем, – сказал он. – Бильярд.

– У Макарыча?

– Нет. В «Шароварах».

Бурцев вздохнул.

– Приедешь? – спросил Айвазовский.

– Нет.

Айвазовский промолчал. Друг, он на то друг, чтобы понимать твое состояние. И не задавать лишних вопросов.

– А как он хоть выглядел? – спросил Бурцев.

– Кто?

– Да мужик этот!

– Мужик?... Ну, как обычно. Валенки с галошами. Ушанка из собаки. Короче – полярник.

Когда Бурцев подрулил к подземному переходу возле клуба, стало уже совсем темно. Тусклые фонари ничего не освещали, а лишь добавляли рыбьего жира в тоскливые сумерки.

«И это центр города! Почти столичного, между прочим, города! А вокруг темно, как в деревне Задрыгино», – горько подумал Бурцев.

К тому же температура уже в который раз за последние дни переползла из минуса в плюс и под ногами образовалась грязная снежная каша. В воздухе повисла какая-то отвратительная влажная морось. Чтобы припарковаться, пришлось по ступицу въехать в бескрайнюю, как море, соленую лужу.

В переходе сразу за газетным развалом выстроился рядком мелкий торговый люд: молодая тетка с лотком орешков и семечек, задрапированная под бабку и даже обмотанная платком, молодцеватый отставник в добротных доперестроечных галифе и с несгибаемой офицерской выправкой, торговавший батарейками и аккумуляторами, две смазливые девчушки с пухлыми накрашенными губками, созданные явно для любовных утех, но временно вынужденные продавать чужих двухнедельных котят из картонной коробки...

Завершал шеренгу неунывающий мужичок в валенках с галошами и рыжей ушанке. Завидев Бурцева с объемистой сумкой в руках, он почему-то оживился. Как будто давно его ждал.

– Добрый вечер! – приветствовал Бурцева мужичок, который при ближайшем рассмотрении оказался совсем еще молодым парнем с внимательными, неглупыми, можно даже сказать, интеллигентными глазами.

– Ты, что ли, полярник? – мрачно спросил Бурцев, опуская у ног сумку с пингвином.

– Получается, что я.

– Значит, это ты вчера мне эту живность впарил... – Бурцев коснулся носком ботинка зашевелившейся сумки.