И силуэт совиный

– А знаешь, – задумчиво протянул Дед, – пожалуй, ты и прав. В том смысле, что из-за неверия. Потому что твоя вера, ты уж извини, это не совсем вера. То есть не отношения с Богом, а, как сказали бы психологи, с референтной группой. Ты сохраняешь верность. Но кому? Той социальной общности, к которой себя причисляешь. То есть православным людям. Ты не хочешь упасть в их глазах. Ты готов к бытовым неприятностям – но ради чего? Ради психологического комфорта. Дескать, вот как меня давят, но я не ломаюсь, смотрите на меня, я герой. Гордыня это всё, внучок, а не настоящая вера и настоящее смирение. Ты православный, потому что люди рядом, есть перед кем выделываться. А вот попади ты на необитаемый остров – много ли от твоего православия останется?

Он был сейчас неправ, он был несправедлив. То есть в чём-то прав, но эту частичную правоту натягивал на всего меня. А я не такой, как он припечатал. Вернее, не только такой.

– Дед, – тоскливо сказал я, – давай сейчас не будем про меня. Что я помесь крокодила с тараканом, я и так знаю. Давай про то, что же мы конкретно будем делать.

– Саня, – Дед указал мне на старинные ходики, которые так любила баба Маша, – третий час ночи. Сейчас мы конкретно прочитаем вечернее правило и конкретно пойдём спать. Что же до второго вечного вопроса, «что делать» – сделаем вот что. Во-первых, будем молиться. Постарайся тоже, насколько сможешь. Во-вторых, завтра ты снимешь на камеру моё видео-обращение к церковному народу. В нём я выскажу всё, что думаю о Пафнутии и призову людей не голосовать за него, а кто уже проголосовал – отозвать свои подписи. Далее мы сделаем несколько копий файла и зальём на несколько разных серверов. Ты вернёшься к своему Ване Лукичу, дашь эту запись и скажешь: не только он умеет шантажировать. Я до сего времени публично не высказывался об этих выборах, но если Кирюшку вам с Леной не вернут – запись уйдёт на все наши сетевые ресурсы. Оно им надо, спроси.

– Думаешь, сработает? – покачал я головой.

– Ну, попытка не пытка, – в его густых усах прорезалась улыбка. – Да, вот что ещё – с Леной помирись, попроси прощения. Это у тебя сразу получится, уверяю. Ты попробуй её понять. Ей ведь хуже, чем тебе. И не грызи её за ту подпись. В конце концов, есть ещё время отозвать… Кстати, большой вопрос, что хуже перед лицом Господа – её подпись или твои R-подключения.

– Слушай, дед, – вздохнул я, – не способен я сейчас правило вычитывать. А давай, – тут во мне взыграло детство, – ты колыбельную споёшь? Ну ту, мою любимую, про совиный силуэт. Ну как тридцать лет назад. Ты ж гитару, наверное, не выкинул?

Дед взлохматил бороду… не такую, как тридцать лет назад – сейчас уже снежно-седую, сейчас у него не возникло бы никаких трудностей в изображении Деда Мороза перед компанией дошколят.

– Ну а что? Не вижу в этом предложении ничего криминального… – Дед вышел из комнаты и минуту спустя вернулся со своей рыжей гитарой… той самой. Ей ведь уже полвека будет… – Видели бы меня сейчас наши богомольцы! Уж точно сказали бы: старец в детство впал. Хотя, ты ж помнишь, Господь говорил: будьте как дети… Ладно, погнали.

Пальцы его, потемневшие от возраста и работы с землёй, осторожно пробежали по струнам. Дед с сомнением покачал головой, подкрутил колок пятой, а потом негромко запел:

– Забудешь первый праздник
И позднюю утрату,
Когда луны колёса
Затренькают по тракту…

Время на гитару не повлияло никак. А вот на дедов голос – ощутимо. Густоты в нём убавилось, возраст чувствовался. Хотя, – подумал я, – он ведь до сих пор служит, здесь, в Дроновке. Причём без диакона. Церковь Георгия Победоносца давно закрыли, епархия сочла, что накладно содержать этот памятник архитектуры… паствы несколько бабок, а реставрацию вынь да положь… так что владыка Меркурий, недолго думая, отдал её на баланс государства – вам надо, вы и реставрируйте. До сих пор стоит, заколоченная досками. Зато пять лет назад местные мужики по благословению Деда поставили на краю деревни просторный сруб, водрузили на крышу небольшой, кустарного изготовления деревянный купол, где-то и крестом разжились. Дед освятил, а епархия, посомневавшись полгода, выдала всё же антиминс.

…А что, – подумал я, пытаясь заснуть в жарко натопленной комнате, – встречный ультиматум – это Дед неплохо придумал. Может сработать.

10.

Не сработало. Иван Лукич посмотрел на меня, как на дошкольника, сожравшего неположенную конфету и завернувшего пластилин в её фантик.