И сильно падает снег…

С восстановлением Советской власти он работал то заведующим Карачинским волоно, то председателем Карачинского волисполкома и, наконец, заведующим Демьянской продконторой. Был делегатом всех уездных съездов Советов, бессменным членом Тобольского уисполкома.

По своему служебному положению Гутникову надлежало оказаться среди первых жертв взбунтовавшихся крестьян. Но этого не случилось: где бы ни работал Гутников, он всегда был для крестьян своим человеком, дорогим гостем, желанным собеседником, мудрым советчиком. Он умел выслушивать и убеждать; настаивать, но не командовать; спорить, но не принуждать, за это и снискал себе огромный авторитет среди крестьян родной волости. Очевидцы утверждали, что мужики относились к Гутникову с большим уважением и доверием, охотно исполняли его просьбы и указания, прислушивались к его советам.

Потому-то Желтовский и Силин привлекли Гутникова к работе в штабе, поручив ему руководство одним из самых ответственных и секретных – особым отделом, который решал судьбы заключенных, осуществлял цензуру, вел надзор за деятельностью штабных работников.

Вот как это происходило...

Работая заведующим Демьянской продконторы, Гутников снимал комнату в Тобольске, так как по делам службы постоянно приходилось бывать в этом городе. Дом, где квартировал Гутников, находился на тихой, глухой, удаленной от центра улице. В Тобольске в это время жила и жена Гутникова – учительница.

21 февраля 1921 года по вызову губпродкомиссара Инденбаума Гутников явился в Тобольск. Жена после родов приболела, и ему пришлось на какое-то время остаться при ней. Однако по слухам он уже знал о бегстве большевиков из города, о приближении повстанцев и на всякий случай припрятал кое-какие документы. Он не поклонялся большевикам, но и на рожон не лез, зная, как беспощадны и скоры они на расправу. Будучи начальником продконторы, являлся «буфером» меж осатанелыми продработниками и разъяренными мужиками: осаживая одних, смиряя и успокаивая других. В душе радовался, что крестьяне поперли со своей шеи инденбаумскую рать, но сомневался в победе восставших. И выжидал, вчитываясь в листовки, воззвания, приказы, прислушиваясь к разговорам обывателей. По должности он являлся «насквозь красным» и легко мог угодить «в гости к богу». Но и в городе, и в штабе было немало карачинских мужиков. На них и надеялся Георгий Васильевич: наверняка заступятся, отстоят, защитят. Так и случилось.

23 февраля по анонимному доносу («прячется продработник») за Гутниковым явился вооруженный посыльный из повстанческого штаба. Дома оказалась лишь жена. Обыск в комнате ничего не дал. Посыльный ушел ни с чем. На другой день он появился в сопровождении еще одного вооруженного повстанца. Гутников оказался дома. Снова обыск, и Гутникова увели в штаб. Как он и предполагал, там было много карачинских мужиков. Они «ручкались» с Гутниковым, шутили, всячески высказывая свою приязнь.

Разговаривал с Гутниковым не Силин и не Сватош, а мужицкий вожак, именуемый себя командующим повстанческим армейским фронтом – Данилов.

Ты арестован. Но мужики тебя знают и уважают. Иди служить к нам. Иначе... сам понимаешь...

– Я не знаю, кто вы?.. Чего хотите?..

Тогда его привели в Главный Штаб Народной Армии. Там были и Силин, и Данилов, и Желтовский, и Замятин.

– Будешь служить у нас в штабе, – категорично заявил Желтовский.

Гутников начал было отнекиваться, Желтовский разгорячился, схватился за наган.

– Выбирай: в штаб или к стенке.

– Стенка от нас не уйдет, – ответил спокойно Гутников. Через два дня Желтовский и Силин объявили ему, что он назначен начальником особого отдела. Подобное назначение свидетельство высочайшего доверия. Расчет Желтовского и Силина оправдался. Крестьяне толпами шли к Гутникову (значит – в штаб!) – за советом, за решением в споре, за разъяснением непонятного приказа, с жалобами на командиров; везли из деревень арестованных, несли отобранные у «подозрительных» документы. Гутников, как и Желтовский, и иные крестьяне в штабе являлись олицетворением крестьянской сути восстания.

Дальнейшая судьба Гутникова тоже схожа с мелеховской судьбой. Почуя роковую близкую развязку, Гутников поскандалил с Силиным и бежал на передовую к Данилову. Когда «армию» Данилова красноармейцы погнали на Север, Гутников покинул и Данилова. До конца июля скрывался в лесу, в бродяжьем логове. Одичал. Отчаялся. Тайком пришел к братьям. От них узнал о двухнедельнике по легализации повстанцев, объявленном властями. Решил явиться с повинной, и ради этого пошел в родное Карачино. По пути натолкнулся на банду, возглавляемую все тем же Даниловым, и снова выбор: с бандой или на тот свет. Вскоре банду разгромили. Данилов утек, а Гутников угодил в плен, и в одной связке с Коряковым и еще десятью «заправилами» восстания предстал перед трибуналом ГубЧК, по приговору которого 28 февраля 1922 года расстрелян...

Так же сложилась судьба и помощника Гутникова – Николая Павловича Красулина. О нем в приговоре трибунала, как и о большинстве расстрелянных, сказано коротко: «рабочий, неимущий, 27 лет».