«Живя на одной квартире с Желтовским и Замятиным (комендантом г. Тобольска), я вначале думала получить от них разъяснения по интересующим меня вопросам. Как мыслит Желтовский в дальнейшем строительство организации в целом, но поговорила с ним... более подробно и поняла (да и сам он это сказал), что он далек от мысли что-либо организовать, т. к. находил, что не по силам. Соглашаясь вступить в исполнение обязанностей начальника гарнизона, он это сделал по необходимости, во-первых, как выбранное лицо и, во- вторых, до прихода и замены его кем-нибудь более к этому способным. Как он выражался приблизительно дословно: «Я думал, придут люди и поведут поднявшихся крестьян, а вышло, что крестьянам же и перестраивать все приходится. А я сам – что я? Я ведь только солдат и умею только воевать...»
Тут мне хочется привести высказывание сотрудника военно-пропагандистского отдела Главного Штаба Народной Армии, заместителя председателя президиума (редколлегии) газеты «Голос Народной Армии» С. Филаретьева: «У крестьянства и у штаба нет никаких твердых политических взглядов, кроме одного – свергнуть коммунистов...» Коммунист для крестьянина был олицетворением зла, насилия, жестокости...
Фигура Желтовского трагической сутью напоминает шолоховского Григория Мелехова и многих ему подобных выходцев из крестьян, которые по каким-то соображениям или по стечению обстоятельств в годы гражданской войны вдруг оказались в стане белого офицерства.
Службу свою, однако, Желтовский нес «справно». Был требователен, беспощаден и жесток. Постоянно мотался по фронтам, участвовал во многих сражениях, личным примером вдохновляя и увлекая повстанцев.
Большую часть времени Желтовский проводил вне Тобольска, «инспектируя» соединения повстанцев. Свою роль начальника гарнизона он понимал примитивно – «самолично» выдавал командирам отрядов и оружие, и деньги, и белье, и мануфактуру, пренебрегая субординацией, не беспокоя секретарш, адъютантов и денщиков, которыми поспешили окружить себя Силин, Сватош и другие.
Простота и доступность Желтовского прекрасно уживались в нём с хитростью. Я уже рассказывал, как задолго до начала восстания он «на всякий случай» оборудовал себе в тайге логово. И когда под Самарово остатки мятежных войск были начисто разгромлены, Желтовский не пустил себе пулю в лоб, подобно Силину, а, спасая голову, бежал в свое логово и... сгинул.
Ни его родичи, ни друзья не знают достоверно о дальнейшей судьбе начальника Тобольского гарнизона. Слухи о нем отрывочны и ничем не подтверждаются. Есть все основания полагать, что Желтовский спасся от возмездия и долгое время скрывался в лесах, а потом, сменив облик и фамилию, бежал из Тобольского уезда.
Последние сведения о Желтовском относятся к 21 мая 1921 года. С отрядом в 300 человек Желтовский, Силин, Сватош и другие главари отступали на Север. Отходили медленно, с тяжелыми боями. Где-то в районе Самарово им навязали решительный бой и разгромили. Вся «головка» восстания погибла: кто-то застрелился, кого-то убили. И только Желтовский «канул в воду», исчез. Кто-то будто бы видел его в лесу, пробирающегося к потайному, загодя оборудованному логову. Но в ЧК о Желтовском больше нет никаких вестей.
И вдруг в ноябре 1991 года позвонила мне по телефону внучка Желтовского – Н. Н. Тверетина и сказала, что по словам еще живой дочери Желтовского он застрелился в 60 километрах от Самарово (Ханты-Мансийска). Правда ли это? Безответный вопрос...
Достойна внимания и судьба начальника особого отдела Тобольского Главного Штаба Г. В. Гутникова.
Сын крестьянина из деревни Медянка, Карачинской волости Тобольского уезда, он, окончив сельскую школу, с 13 лет работал в поле, управлялся со скотом, в 19 – ушел на заработки. Был грузчиком, плотничал, в 1915 году стал приказчиком, но вскоре его призвали в армию и отправили на фронт.
Воевать, тем более умирать, не ведая за что, Гутников не захотел. Он нагрубил генералу, избил офицера, за что дважды арестовывался, но ненадолго. Демобилизовали его лишь по ранению. Возвратись в Тобольск, Гутников снова пошел в приказчики. Поддерживал прочные связи с карачинскими мужиками, выступал в роли писаря, ходатая, советчика и консультанта по всем спорным вопросам.
В июле 1917 года, «чтобы быть ближе к революции и разобраться в политических течениях», Гутников уехал в Центральную Россию, попал в запасной полк, стал членом полкового комитета. «В это время, – сообщал Гутников, – я принялся за изучение программы различных, существовавших в то время политических партий».
Вероятно, занимался самообразованием всерьез, потому и оказался в числе лучших агитаторов полка во время выборов в Учредительное собрание. По его инициативе солдаты изгнали из полка офицеров.
В декабре 1917 года Гутников вернулся в родное село и тут же был назначен председателем волостной земской управы. При колчаковцах его непокорный норов вызвал гнев властей, Гутникову пришлось скрываться в укромном месте до отступления Колчака.