И сильно падает снег…

Эсеры наводнили Сибирь листовками, газетами, воззваниями, которые умело и непрестанно бередили и бередили кровоточащие раны, нанесенные крестьянам политикой военного коммунизма. В них приводились горькие, жгучие, чудовищные факты беззакония и самодурства продработников, действовавших «от имени и по поручению» Советской власти, большевистской партии. Потому преступления «продразбойников» становились преступлениями тех, кто вручил им оружие. Ну, а коли надругательства и бесчинства творились именем власти и под ее прикрытием, то единственным спасением для крестьян становилось свержение этой власти. В эсеровских прокламациях, воззваниях и листовках, адресованным сибирским крестьянам, факты приводились – подлинные, выводы делались – неоспоримые, с далеким поразительно верным заглядом вперед. В подтверждение сошлюсь на фрагменты из Обращения к сибирским крестьянам, выпущенном в свет в канун восстания...

«...За три года все изменилось. Большевики... правят самодержавно, прикрываясь именем рабочих и крестьян. Власть Советов заменили властью ЦК РКП...

Рабочие прикреплены к фабрикам и заводам... Бывшие царские чиновники, перекрасившиеся в красный цвет, заполнили комиссариаты и советские учреждения, стали совслужащими. По переписи 1920 года в Москве на 1023 тысячи жителей 231 тысяча совслужащих, на 5 жителей 1 чиновник. В Питере 1 служащий на 4 жителя. При царе чиновников было вдвое меньше. Ленинские чиновники получают не только жалование, но и жирные пайки и сидят на горбу крестьянина.

У крестьянина отнимаются завоевания революции. Большевики всегда смотрели на крестьянство, как на класс, чуждый революции и социализму, как на мелкую буржуазию. В Октябрьскую революцию, когда большевикам надо было по крестьянским спинам взобраться к власти, они заигрывали с крестьянством; когда почувствовали себя сильными, опять запели о мелкобуржуазности крестьянства. У трудового крестьянства отняли право свободно участвовать в Советах. Непокорные крестьянские съезды разгонялись. Выбранные крестьянами представители заменялись назначенными. В деревнях посадили в комитеты бедноты лодырей. Социализацию земли подменили национализацией. Из общекрестьянской земля стала государственной. Крестьянин становится государственным казенным человеком, от него отнимают право распоряжаться продуктами своего труда. Военной силой отбираются хлеб, скот, масло, яйца, птица – все, над чем крестьянин проливал трудовой пот, за чем ходит он, недоедая, из последних сил напрягаясь в тяжелом труде. Теперь все трудящиеся залиты не только потом, но и кровью. Рекой льется крестьянская кровь. Крестьяне умирают на белогвардейских фронтах под пулями царских генералов, они тысячами гибнут под пулями большевистских продотрядов и чекистских летучек. Загнанный в тупик крестьянин, начинает засевать столько, сколько нужно, чтобы прокормиться самому, режет скот – иначе отнимут. Рядом с оброком вводится барщина – гужевая, лесная и прочие повинности вытягивают соки из крестьян и его рабочего скота. Хозяйство разоряется. Частые военные мобилизации, поборы, повинности, усмирения доводят крестьянское хозяйство до нищеты, а его самого до полного отчаяния... Свободный вольный труд крестьянина на своей земле стал казенным подневольным на казенной земле ради казенного хлеба. Государство, и крестьян, и рабочих, все способности и силы к свободному сотрудничеству и творчеству... Всякая централизованная государственная власть должна неизбежно привести к рабству трудового народа...».

Очевидна неоспоримость основных положений воззвания.

Оно шло от земли, от глубокого знания истинного положения в сибирской деревне в разгар военного коммунизма.

Если попытаться беспристрастно сравнить две позиции в отношении к крестьянству – ушедших в подполье эсеров и стоящих у власти большевиков, то линия эсеров окажется более реалистичной, гуманной и приемлемой. Есть основания полагать, что социалисты-революционеры были ближе к крестьянину, чем большевики, лучше понимали нравственную и духовную суть крестьянина, его психологию Хозяина не только своей пашни, своего двора, своей деревни, но и своей России, всей Державы. Большевики этого не осознавали, оставались чужды крестьянину.