И один в поле воин

У каждого, кто смотрел на долину сверху — а только так на неё и можно было смотреть, — создавалось впечатление, что чья-то гигантская рука колоссальным циркулем очертила круг, потом выстругала вокруг него отвесные скалы так, чтобы нога человека не ступила на роскошный зелёный ковёр, устлавший ровное дно этого огромного колодца. Туристы рассматривали это произведение природы, любовались пейзажами, но спуститься в долину не решались, ибо на выветренных ветрами и размытых дождевыми водами скалах ничего не росло — не было даже кустика, за который можно ухватиться рукой во время спуска. Так и лежала Проклятая долина нетронутой до конца 1941 года.

К этому времени теория блицкрига, который должен был поставить Советскую Россию на колени перед победителем, была уже не так популярна. И хотя высшее командование гитлеровской армии ещё не отказывалось от этой теории, но после поражения под Москвой многим стало ясно, что война может принять затяжной характер и к новому наступлению надо тщательно подготовиться. Конечно, не последнюю роль в этой подготовке должно сыграть снаряжение армии, особенно те «сюрпризы», которые готовились на военных заводах и, по расчётам гитлеровцев, должны были должны были деморализовать тылы вражеских армий.

Но налёты советской и союзной авиации все усиливались. Нужно было укрыть важнейшие военные предприятия от бомбардировок.

Вот почему именно после разгрома под Москвой в юго-восточной Франции и в северной Италии появились многочисленные группы специалистов в военной форме, подыскивающих удобные места для строительства военных заводов под землёй. Одна из таких групп и наткнулась на Проклятую долину.

С января 1942 года в Сен-Реми не смолкал грохот машин. Они мчались через городок целыми вереницами, большие, всегда тщательно замаскированные, на короткое время задерживались возле строений, которые Лютц считал подземным заводом, и снова двигались куда-то к югу, свернув на вновь проложенную трассу. Куда она вела — никто не знал. По ней запрещено было ездить даже военным машинам. Напрасно маки старались разгадать тайну дороги подступы к ней накрепко закрывали дзоты, расположенные вдоль полотна.

Уже к концу марта огромные туннели прорезали толщу гор на запад и на восток от Проклятой долины, а летом в самом котловане глубоко под землёй заработали первые цехи будущего завода.

Да, теперь долина оправдывала своё название. Её без колебаний можно было назвать проклятой.

Поль Шенье, или, правильнее сказать, тот, кто скрывался под этим именем, никогда не видел Проклятой долины. Он только слышал это название от своей жены, уроженки маленькой деревушки вблизи Сен-Реми. Да и запомнил его лишь потому, что в тот день они поссорились с Луизой: он пошутил над привычкой жителей юга называть все громкими именами, а молодая женщина обиделась. Это была их первая ссора. В тот вечер они дали друг другу клятву никогда больше не ссориться и, конечно, но раз нарушали своё слово. Но никогда никому из них даже не приходило в голову, что именно эта Проклятая долина, приведшая к первой ссоре, сыграет такую фатальную роль в их жизни.

Пленный э 2948 закусил губу, чтобы не застонать громко, на всю казарму. Это давнее воспоминание, осветив темноту, растаяло, словно далёкое марево, как ни старался Поль удержать его. Да и было ли все это в действительности?

С того момента как Поля Шенье впервые ввели в подземелье, он утратил чувство реального. Все дальнейшее, что с ним произошло, больше походило на бред.

Разве можно поверить, что в мирной долине существует подземный завод с несколькими тысячами рабочих, которые никогда не видят и никогда уже не увидят солнечного света!? А взять этот сегодняшний разговор со старым генералом! Кто может даже предположить что-либо подобное?

На миг Поль Шенье закрывает глаза и снова открывает. Нет, он существует, не спит, значит, реально и то, что говорил генерал. Надо восстановить в памяти все.

… Вот его ввели в кабинет. Он тоже находится здесь, в подземелье, окон нет. Солдат впустил его и ушёл. Большая просторная комната. Письменный стол и рядом второй, канцелярский, заваленный чертежами. На письменном коробка сигар. О, как хотелось подбежать к столу, схватить сигару и закурить. Ведь он ни разу не курил с тех пор, как попал в этот ад… А сколько он уже здесь? Месяц, два? Поль этого не знает. Он, как и его товарищи по камере, потерял счёт дням и неделям. Тут даже говорят так: это произошло в прошлой или позапрошлой смене, дней никто не знает.

Поль отворачивается от стола, чтобы не видеть сигар. И тут его взгляд натыкается на два острых буравчика. Два глаза, круглых, совсем без ресниц, впились в него и глядят, не моргая. Лишь глаза кажутся живыми на этом старом, сморщенном, как высохший лист, лице.

— Почему вы остановились посреди комнаты? — спросил старик с генеральскими погонами на плечах, незаметно вынырнув из какой-то ниши.

— Я боялся подойти к столу. Там лежат какие-то чертежи. Они могут быть секретными…