И хлебом испытаний…

Солдаты с затаенным и чуть настороженным любопытством поглядывали на меня, и один, подав задымленный котелок, сказал:

— Поешьте.

Я молча принял котелок, до половины набитый жирной горячей тушенкой, и краюху рыжего пшеничного хлеба, увидел смущение на лице солдата, неуверенно протягивающего алюминиевую ложку, и, покачав головой, достал из-за голенища свою, верой и правдой служившую уже несколько лет. Солдат, потупив глаза, с облегчением вздохнул — давать свою ложку ему не хотелось.

Ел я не спеша, растягивая удовольствие, а капитан негромко, коротко распоряжался:

— Сизов, пойдешь на Комендантскую. Дадут полуось, возчика с лошадью. Поставишь — и обратно. Ясно?.. Брезент с машины снять, возьмем с собой. Начинаем перегрузку.

Солдаты молча поднялись от костерка.

Когда сняли дуги и брезент и откинули борт ЗИСа, в кузове оказался целый штабель зеленых деревянных ящиков. По тому, как солдаты тяжело таскали их на плечах к моему «газону», стало понятно, что груза будет больше тонны, да еще эта пушка.

«А, черт с ним, чего мне беспокоиться, — думал я, дочищая коркой котелок, — им в лесу помереть не дадут, разыщут, значит и меня прихватят». Я полагал, что проехать куда-то на реку, за поселок, и будет самым трудным, и еще не знал, что приготовила судьба впереди…

Дорога была без дороги. Только бывшие просеки указывали, где твердый грунт и машина не ухнет по крышу кабины в скрытую топь. Рубили подлесок, гатили болотины, вываживали колеса там, где они зарывались по ступицу, отцепляли треклятую пушку и перекатывали ее на руках. Я дошел до озверения и материл солдат, вымотавшихся в бесконечном подталкивании машины и заляпанных зеленой жижей из-под колес. Были места, где за полчаса удавалось одолеть каких-нибудь пятнадцать — двадцать метров, но через пять часов мы выехали к берегу реки и по следу тракторной волокуши свернули на север.

Стояла над рекой зловонная низкая мгле, сквозь которую не просматривалось небо, и оттуда, куда мы стремились, шел низкий и жаркий рев, закладывающий уши. Дышать стало трудно, слезились глаза, и на стекла кабины ложилась жирная копоть.

Из мглы перед радиатором выросла человеческая фигура и судорожно замахала руками, я еле успел затормозить. Капитан выпрыгнул из кабины, и мгла поглотила его. Я вылез на подножку и, чуть не задохнувшись от горячего ветра, сразу же залез обратно. Любопытство прошло мгновенно. Я надвинул треух на глаза и прикорнул на сиденье, стараясь распрямить ноющую спину. В этом угарном, зловонном воздухе даже не хотелось курить, и вязкая дремота спеленала меня.

Разбудил капитан. Тяжело дыша, он влез в кабину, хриплым, не своим голосом сказал:

— Нужно вперед подать метров триста… Там стоять ложно и дорога твердая, а то далеко пушку катить придется. Я пойду впереди, буду показывать. — Он минуту посидел молча, как бы собираясь с силами, потер ладонями впалые щеки и вылез из кабины.

В реве горящего нефтяного фонтана не было слышно двигателя, фигура капитана в нескольких метрах от радиатора казалась размытой и бесформенной, и я полз со скоростью пешехода, весь подавшись вперед к лобовому стеклу, а рев все густел, давил на уши, вызывая нетерпеливую истеричную тревогу.

Капитан стал забирать влево, я потащился за ним как слепой. Сбоку проплыли неясные очертания трактора, еще — какая-то темная куча, и хмарная мрачная мгла вдруг поредела, открыв лысый пятачок с несколькими грузовиками и неясной группой людей. Капитан скрестил руки над головой, и я остановился, заглушил двигатель, вылез из кабины, и меня чуть не сбило назад упругим ветром. Солдаты посыпались из кузова через боковые борта, стали суетливо отцеплять пушку. Я посмотрел туда, откуда шел этот давящий страшный рев, и увидел высокое красно-желтое пламя, огромным дрожащим султаном бьющее из низких густых клубов синего, прижатого к земле тумана, а над всем этим уже бескрайнее жирное черное небо, на фоне которого вдруг появлялись быстрые белые летучие дымки. Они кометами прочеркивали черноту и пропадали.

Солдаты покатили пушку вперед, ближе к реву и огню, и я, чтобы не оставаться одному, пошел за ними.

В низком просвете между клубами сине-серого тумана было видно, как пылают под самым фонтаном и светят малиновым светом какие-то механизмы — не то трактора, не то машины.

Капитан поднял руку, что-то крикнул солдатам, и те остановились, развели станину, стали упирать в землю сошники. Капитан расчехлил ствол. Вся эта быстрая работа заражала желанием что-то делать, и я побежал к машине, завел двигатель и, встав на подножку, стал медленно пятиться поближе к пушке, чтобы не пришлось издалека таскать ящики со снарядами.

— Стой! — откуда-то сбоку возник капитан.

Я сбросил газ, но машина тихонько шла. Крикнул:

— Далеко же таскать!

— Ближе не положено! Открой задний борт! И не лезь больше, будь у машины!