И даже небо было нашим

Я вошла в дом и села за компьютер. Новость сначала появилась на сайте «Коррьере дель Меццоджорно»: «Полицейский получил смертельное ранение во время акции противников вырубки деревьев. Подозреваемым удалось скрыться». Кликнув на заголовок или на ссылки, можно было узнать подробности: «Место столкновений». «Интерактивная карта распространения ксилеллы». «Жизнь, отданная службе на благо отечества». Но пока что ни намека на родственную связь между Николой и Берном. Я начала читать основную статью, но меня бросило в дрожь, так что пришлось встать, выйти из дома и несколько минут ходить взад-вперед.

Опять раздался звонок домашнего телефона, и я бросилась в дом. Странно было услышать голос моей матери. С тех пор как Берн больше не жил здесь, с тех пор как препятствие по имени Берн уже не стояло между нами, мы разговаривали по телефону минимум два раза в неделю, но этот звонок был вне графика.

— О, проклятье, Тереза! Проклятье!

Она плакала. Я сказала: «Только не плачь». Душевное равновесие, которое я силилась сохранить, было очень хрупким. Во мне готовился взрыв огромной мощности, с необратимыми последствиями. И я знала, что не смогу этого избежать, если и дальше буду слушать ее рыдающий голос.

— Об этом даже по радио сказали.

— Ну конечно, — ответила я, но подумала при этом: а ведь мои родители никогда не слушали радио. Впрочем, пока меня не было, все могло измениться. И теперь они его слушают.

— Приезжай, Тереза. Приезжай домой. Я сейчас пойду в агентство, куплю тебе билет.

— Я не могу никуда ехать. Полиция рекомендовала мне оставаться на месте.

Слово «полиция» вызвало у нее истерику. Но на этот раз я слушала ее спокойно.

— Папы нет дома?

— Он прилег поспать. Я уговорила его принять успокоительное. Он был вне себя.

— Мама, мне надо уходить.

— Подожди! Подожди, папа просил тебе кое-что передать. «Передай Терезе, что мы в это не верим» — вот что он сказал. Мы в это не верим, понимаешь? Это был не Берн. Это сделал не он. Мы знаем Берна, это наш зять. Он никому не смог бы причинить зло.

— Конечно, нет. Он никому не смог бы причинить зло.

На следующее утро ветер разогнал облака. Я ждала, что небо опять будет молочно-белым, над головой опять будет нависать дождь и пейзаж станет подходящим фоном для моего горя. Но небо сияло, солнечные лучи заливали поля и раскаляли воздух. Казалось, это был первый день весны.

На газетном киоске в Специале висел анонс, на котором крупным шрифтом было написано: «СПЕЦИАЛЕ: ТРАГЕДИЯ В СЕМЬЕ». Значит, и эта новость уже стала общеизвестной.

— В каких газетах об этом пишут? — спросила я у Маурицио, владельца киоска.

— Во всех. Но больше всего в этих.

Он выложил передо мной по экземпляру «Куотидиано ди Пулья» и «Гадзетта дель Меццоджорно». Я мельком взглянула на заголовки. На первых полосах была та же фотография Николы, которую я накануне видела в интернете. Я стала нашаривать монеты на дне сумки.

— Не надо, — сказал Маурицио, складывая газеты.

— За все эти годы ты ни разу ничего не давал мне в долг, не вижу смысла сегодня делать исключение, — сказала я и протянула ему купюру в пятьдесят евро. — Других у меня нет.

— Потом отдашь.

— Я сказала: нет.

Он открыл ящик кассы, чтобы набрать сдачу. В киоск зашли другие покупатели. Я их знала, как и они меня. Я спиной чувствовала тяжесть их взглядов, которые перебегали с газетного заголовка на меня и снова на газетный заголовок. Маурицио отсчитывал купюры очень медленно. Когда он поднял голову, выражение лица у него было другое. Он сказал:

— Когда они были мальчишками, они заходили в киоск и разглядывали тут все вытаращив глаза. Мой отец постоянно об этом рассказывал.

В машине я пробежала статью в «Гадзетта». Там не было ничего такого, о чем бы я уже не знала, кроме одной подробности: «Розыск виновных ведется по всей Апулии». Меня поразило слово «виновных», как будто это была опечатка. В газете были фотографии Берна, Данко и Джулианы, а также просьба сообщить об их местонахождении. Я заметила, что возраст Николы указан неправильно: тридцать один год, хотя ему уже исполнилось тридцать два. Месяц назад, шестнадцатого февраля, у него был день рождения, я послала ему поздравительную открытку, а он в ответ — открытку со словом «спасибо» и множеством восклицательных знаков. Уже несколько лет мы с ним ограничивались этими пустыми формальностями, которые показывали, как мало тепла осталось в наших отношениях. И все же ни один из нас ни разу не забыл про день рождения другого.

Я заглянула на страницу некрологов. Заметка о Николе была в самом верху. О его кончине сообщали «безутешные родители» и, пониже, в рамочке, — коллеги из полиции. О похоронах — ни слова. В другой газете оказалось все то же самое, вплоть до ошибочно указанного возраста Николы; но было добавлено, что похороны откладываются из-за необходимости произвести вскрытие. Подняв глаза от газеты, я увидела пожилого синьора, которого часто встречала на этой площади: он сидел на велосипеде недалеко от моей машины и с ужасом смотрел на меня.