построить жизнь с Мари-Лаурой. После того, как он понял, что его молодая жена
действительно любила его, он был полон решимости быть хорошим мужем для нее.
Их брак не был консумирован в течение нескольких месяцев после свадьбы. Сорен
ждал подходящего момента, чтобы сказать ей о своих потребностях, что только
причинение боли смогло бы удовлетворить его.
Он выложил этот план Кингсли. И тогда они боролись еще жестче, чем в тот
день, когда Кристиан сделал их фото. Кинг сходил с ума от ярости и горя при мысли о
Сорене с кем-либо еще, особенно с его собственной сестрой. Любой другой брат
защищал бы честь сестры, отказываясь разрешить ее садисту мужу сказать ей, что он
должен будет ее бить, если они когда-нибудь станут любовниками. Но страдания
Кингсли были только за себя одного. Если Мари-Лаура хотела боли, у нее был весь
мир для этого. Но жестокость Сорена принадлежала Кингсли.
Он угрожал Сорену, пригрозил рассказать всем в школе о том, что они были
любовниками. Глупая, пустая угроза, что не имела бы никакого влияния, даже если бы
Кингсли пришлось пойти на это. Трастовый фонд Сорена уже принадлежал ему.
Теперь он и Мари-Лаура были богаты. Вольны идти, куда им заблагорассудится. Кинг
боялся больше всего на свете, что Сорен и Мари-Лаура уйдут и оставят его позади.
Сорен оставался спокойным во время худшей из истерик Кинга, и в конце, когда
тот исчерпал себя от горя и гнева, Сорен взял лицо Кингсли в свои руки и поцеловал.
И этот поцелуй превратился в нечто большее. Когда рубашка Кингсли соскользнула с
его плеч и приземлилась с шорохом на землю, Сорен опустил голову и впился зубами
в ключицу Кингсли, заставляя того застонать от удовольствия и боли и чувства
огромного облегчения и… вот тогда Мари-Лаура застала их врасплох. И хотя ее
сердцу оставалось биться еще лишь несколько минут, пока она мчалась через лес,
Кингсли знал, что это и был тот самый момент, когда она действительно умерла.
150
- Конечно, - ответил он сейчас, но не был уверен, что говорит правду. Будь Мари-
Лаура живой, Сорен стал бы учителем фортепиано или профессором колледжа, и его
призвание к священству осталось бы без ответа. Кингсли знал, что без Сорена, он был
бы покойником. На протяжении более чем десяти лет после того, как он и Сорен
расстались, Кинг жил самой опасной жизнью, которой мог. Он бежал от смерти, как он
бежал в ту ночь от Сорена, в надежде, что будет пойман и взят. До тех пор, пока они
не воссоединились, Кингсли не находил цели, причины жить.
И Элеонор… Нора… Малышка Сорена. Она тоже могла бы покоиться в могиле, в
шести футах под землей, не появись Сорен в ее жизни. Заманчиво, признался себе
Кингсли. Мир без Норы Сатерлин - ему почти хотелось посмотреть на это.
- Я имею в виду только то, что произошло между отцом Стернсом и мной в
подростковом возрасте. У меня нет никаких сожалений о том, несмотря на то, что
теперь он священник. И очень набожный.
- Но не слишком набожный, чтобы показываться в общественных местах с тобой.
Кристиан улыбнулся.
- Вряд ли это общественное место. Да и сейчас он, скорее всего, читает мессу в
часовне с отцом Альдо.
- Ах, отца Альдо давно нет. Венулся в Южную Америку. Теперь он спасает души
южного полушария.
- Уверен, студентам не хватает его стряпни.
- Всем нам не хватает. Только Мари-Лауре удавалось приготовить крем-брюле
лучше. Ради него можно было умереть.
Кингсли тяжело вздохнул.
- Возможно, именно поэтому она умерла.
Кристиан поджал губы и посмотрел на него наполовину с весельем, наполовину с
отвращением.
- Ты ненормальный. Ты понимаешь это, да?
- Ты священник или психолог? Я не совсем уверен, что хуже.
- Я и то и другое. - Кристиан уселся на край кухонного стола. - Магистр
богословия и психологии. Кандидат психологических наук. Священники должны быть
психологами. Особенно в школе для проблемных мальчиков. И не нужно быть
доктором наук, чтобы увидеть, что ты по-прежнему глубоко скорбишь о своей сестре.
Каждая твоя маленькая шутка об этом - еще одно доказательство.
151
Кингсли чуть не пошутил еще раз, но остановил себя. Кристиан был прав. Зачем
отрицать правду?
- Bien sûr. Конечно, я до сих пор скорблю о ней. В последнее время больше, чем
последние годы. Пребывание здесь не помогает.
- Из-за этого гораздо труднее забыть, я уверен.
- Разговор с тобой помогает. Признаю, что в большой мере за ее смерть был
ответственен я.
Кристиан покачал головой.
- Не уверен, что так было на самом деле. Самоубийство… является тягчайшим из
всех грехов. Убить другого, это убить одного человека. Убить себя - это убить всех
людей. Увидеть своего мужа со своим братом, ужасно? Да. Абсолютно ужасно. Но
убить весь мир за это? Возможно, там происходило что-то гораздо большее.
- Большее?