все сделано специально, чтобы защитить любого, кто хотел приблизиться к нему.
Подобраться к Сорену - означало выйти живым из огня, пройти босиком по стеклу,
проползти через ад.
Кингсли выгнул бедра, толкаясь в руку Сорена. Он чуть не кончил от одного
этого движения.
- Je comprends.
Сорен медленно освободил Кингсли и отдернул руку, слегка расширив глаза, как
будто в удивлении.
- Ты понимаешь меня, - сказал он. - Но я не понимаю тебя. Ты не боишься этого?
Кингсли пожал плечами.
- Я говорил тебе, я француз. Когда-нибудь читал Маркиза де Сада?
Он ухмыльнулся от уха до уха, и улыбка Сорена стала шире.
- Иногда мне кажется, что я это он. Еще я читал Макиавелли. Государь *. (
135
Лучше, чтобы тебя боялись, нежели любили.
Кингсли услышал печаль в голосе Сорена, стремление к чему-то, что, по его
мнению, он не мог иметь.
- И, - продолжал Сорен, - безопаснее, чтобы тебя боялись, нежели любили. Во
всяком случае, когда дело касается меня.
Он улыбнулся почти застенчиво, и Кингсли вдруг понял, почему Сорен был
настолько холоден, настолько далек, почему он мог и действительно вселял такой
страх в сердца каждого, кто оказывался рядом с ним. Он делал это нарочно. Он делал
это, чтобы сохранить их в безопасности.
Потянувшись, Кингсли положил руки на грудь Сорена и почувствовал, как его
сердце бьется медленно, размеренно.
- Я не хочу быть в безопасности, - прошептал Кинг.
- Ты не знаешь, о чем говоришь, Кингсли.
- Я знаю точно, о чем говорю. Ты думаешь, что ты сломлен. Non, ты совершенен.
Он произнес эти слова по-французски. Гораздо проще говорить правду на родном
языке.
- Будь у тебя выбор, ты бы согласился быть таким как я?
- Я уже сделал выбор. Ты сожалеешь о том, что одинок, потому что думаешь,
будто должен держать других подальше от себя. Но это не удержит меня на
расстоянии.
- Всегда…, - Сорен снова отвел взгляд, посмотрел вверх и вздохнул. - Я всегда
хотел верить, что Бог создал меня таким по какой-то причине.
- Je suis la raison.
Я и есть эта причина.
Сорен медленно выдохнул. Он провел ладонью вверх по руке Кингсли к плечу.
Обхватив сбоку его шею, он приблизил свой рот к Кингсли. Кинг открылся поцелую,
позволив языку Сорена прикоснуться к его. Такой нежный поцелуй, такой интимный,
даже осторожный.
- Ma raison d’être, - прошептал Сорен, и Кингсли задрожал от желания.
- Ты сдерживаешься. Я чувствую это. – Кингсли проговорил слова в губы
Сорена.
136
- Я должен сдерживаться. По крайней мере, сейчас. Или я опять разорву тебя на
куски.
- Я хочу этого. Я хочу тебя.
Сорен оставил еще один быстрый поцелуй на губах Кингсли.
- Скоро. Я найду способ для нас быть вместе. Но я снова причиню тебе боль. Я
уверен в этом. Ты должен будешь помочь мне удержаться и не зайти слишком далеко.
Кингсли сжал рубашку Сорена обеими руками и попытался притянуть его ближе.
Два с половиной месяца порознь, он жил в агонии. Он не мог позволить Сорену уйти.
Еще нет.
- Я умолял тебя остановиться той ночью. Я говорил “стоп” и, “пожалуйста” и
“нет”, а ты продолжал. Я не хотел, чтобы ты останавливался, но я не знаю, что делать,
чтобы заставить тебя остановиться, если слово “стоп” не работает.
- Оно не сработало, потому что я знал, что ты не хотел, чтобы я останавливался.
Когда-нибудь я смог бы. Тогда говори…, - Сорен сделал паузу и оглядел коридор.
Холодные каменные стены без украшений, кроме нескольких изображений различных
святых и пап, - …милосердие.
Кингсли рассмеялся.
- Милосердие? Серьезно?
Сорен кивнул. Но он не засмеялся, даже не улыбнулся.
- Милосердие (
французском это “спасибо”.
- Я знаю.
Сорен одарил его такой улыбкой, от которой у него чуть не подкосились колени.
- Кто ты?
Вопрос вылетел прежде, чем Кингсли смог его остановить.
Сорен лишь посмотрел на него.