i c9f346a077dd1b7f

- Маркус, что происходит? - спросила она, и ее голос был низким и холодным.

Кинг застыл. Никто не называл Сорена Маркусом - именем данным ему при

рождении, никогда. Он не позволял. И, конечно, Элизабет это хорошо знала, знала, как

сильно он ненавидел, когда его называли именем, которое также носил его отец. Либо

она была в таком смятении, что забыла, либо была настолько зла, что ей было все

равно. Сорен посмотрел на нее и выдохнул.

- Я не знаю, Элизабет.

- Ты лжешь мне. Ты знаешь больше, чем говоришь.

- Я знаю больше, чем говорю тебе. Но я не лгу. Я действительно не знаю, кто за

этим стоит. Расскажи нам все, что знаешь.

Качая головой, она повернулась к ним спиной.

- Проснувшись сегодня утром, я встала с постели и почувствовала странный

запах в доме. Я последовала за ним. Проверила каждую комнату. В эту я зашла в

последнюю очередь. Я пытаюсь никогда не заходить сюда. Ты это знаешь.

Ее брат кивнул. Кингсли не хотелось и представлять, что чувствует Сорен, стоя в

дверях этой комнаты. Он застыл, словно киношный вампир, будучи не в состоянии

переступить порог без приглашения. Никакого приглашения не последовало.

- Открыв дверь, я увидела кровать, слова на стене. Меня чуть не вырвало. Кто-то

знает о нас, о том, что случилось. Я ломала голову над тем, кто бы это мог быть. Моя

мать мертва. Наш отец. Кто же? Я рассказала той репортерше о нас. Но, несомненно…

- Я знаю Сюзанну, - сказал Сорен. - Мало того, что она не сделала бы этого, она и

не могла. Она сейчас в Ираке.

55

Принц. Тиффани Райз.

- Ну вот. Но ты говоришь, Кингсли знает. - Элизабет указала в его сторону. - Кто

еще? Ты сказал он один из двух людей, которым ты рассказал. Кто тот другой?

Челюсть Сорена сжалась почти незаметно. Но Кинг заметил.

- Никто, кто бы смог рассказать.

- Ты в этом уверен? – потребовала она.

- Я могу поставить на это свою жизнь.

- Значит, так и есть. - Она подняла руки и прикрыла лицо. - Я просто не могу себе

представить кто или почему... Кингсли.

- Oui?

- Ты знаешь. Ты кому-нибудь рассказывал?

Кингсли понадобилось все его самообладание, чтобы не взглянуть на нее с

крайним отвращением. Он был шпионом для французского правительства. Шпионом и

намного больше, чем просто шпионом. Пустые сплетни могли стоить ему жизни в то

время. Он знал, как использовать свой рот в других видах деятельности нежели

распускать слухи.

- Согласно моей репутации, у моего языка большой опыт, ma chèrie. Но не в

разговорах. Твой секрет в безопасности со мной. Единственный человек, которому я

рассказал, мертв уже тридцать лет.

Элизабет покачала головой и вздохнула.

- Конечно. Прости меня. Во мне говорит паника.

- Собирай вещи, Элизабет, - приказал Сорен. – Ты напрасно тратишь время. Мы

не узнаем ничего, глазея друг на друга. Кинг и я выясним, что происходит. Позвони

мне через месяц. Я дам тебе знать, если будет безопасно возвращаться. Никому не

говори, куда едешь. Даже мне.

Она долгое время смотрела на них обоих, прежде чем развернуться и чуть ли не

бегом направиться в другое крыло дома.

Кингсли снова открыл дверь спальни, изучая погром. Ничего не осталось от

кровати. Он даже не мог понять, как преступнику удалось сжечь только кровать и

оставить все остальное не поврежденным. Такой пожар должен был сжечь весь дом.

Пепел на полу. Пепел на стене. Но все остальное на местах.

Возлюби сестру свою.

Это звучало почти по-библейски. Возлюби ближнего своего. Возлюби Господа

Бога твоего. Что это значит? Приказ? Или подпись?

56

Принц. Тиффани Райз.

Люблю, твоя сестра.

Остальная часть комнаты осталась нетронутой. В детстве Сорен сидел за этим

маленьким резным столом, изучая английский язык. Как тихая форма мести, его мать

учила его датскому языку, а не английскому. Когда его часто отсутствующий отец

обнаружил, что его пятилетний внебрачный сын не понимает ни слова по-английски,

мать Сорена отправили обратно в Данию. Все языки, кроме английского были изгнаны

из дома. Кингсли иногда задавался вопросом, было ли это первопричиной

одержимости Сорена изучением языков.

Рядом с письменным столом располагалась книжная полка. Здесь было много

изданий классической детской литературы в красивых кожаных переплетах, весьма

вероятно, стоящих небольшое состояние, учитывая их отличный вид, который

объяснялся тем, что юный Маркус Стернс никогда не брал книги, не сгибал обложки.

Будучи ребенком, он читал Библию. Шекспира, Мильтона. Не Джорджа Макдональда

или Льюиса. Только книги Льюиса Кэрролла привлекли внимание Сорена из всех

остальных. Учитывая одержимость Кэрролла молодой Алисой Лидделл, и

одержимость молодой Элеоноры Шрайбер книгами, казалось, все сходилось.

Рядом с книжной полкой было окно, из которого открывался вид на холмистые

ухоженные газоны. Небольшой лесистый участок граничил с задней частью дома.