И быть подлецом

– Почему бы вам, – осведомился Вульф, – не попытаться дать мне такой же ответ, какой вы дали полиции?

Молчание.

Элинор Вэнс заговорила, но свои слова адресовала не Вульфу:

– Вам решать, мисс Фрейзер. Думаю, мы должны ему сказать.

– Нет, – настаивала на своем мисс Коппел.

– Я не вижу другого выхода, Дебби, – заявила Маделин Фрейзер. – Тебе не следовало так глупо ему лгать. С ним это не пройдет, и ты это знаешь. – Теперь ее зеленовато-серые глаза смотрели на Вульфа: – Мне конец, да что там мне – всем нам, если это выйдет наружу. Не думаю, что вы дадите слово держать это в секрете…

– Как я могу, мадам? – Вульф развел руками. – При данных обстоятельствах. Но я оглашу эти сведения только в самом крайнем случае и ровно в той мере, в какой позволят обстоятельства.

– Хорошо. Черт бы побрал Сирила Орчарда, из-за которого возникла такая необходимость! Скотч на бутылке означает, что она предназначена для меня. В моей бутылке не было «Хай-Спота». Я не могу пить «Хай-Спот».

– Почему?

– У меня от него несварение.

– Боже мой! – воскликнул Натан Трауб, и его спокойный низкий голос истончился до писка.

– Очень сожалею, Нат, – твердо сказала мисс Фрейзер, – но это так. Тут уж ничего не поделаешь.

– Это и есть, – спросил Вульф, – ваш роковой секрет?

Она кивнула.

– О господи, что же может быть хуже? А если это станет известно? Например, если узнает Леонард Лайонс? Первые несколько раз я пыталась пить, но так и не смогла. Я хотела убрать из программы то место, когда подают напиток, но к тому времени люди из компании «Хай-Спот» просто помешались на этом, особенно Андерсон и Оуэн. И я, конечно, не могла сказать им правду. Я притворялась, что пью, или отпивала чуть-чуть, но даже от нескольких глотков мне становилось плохо. Наверно, это аллергия.

– С чем я вас и поздравляю, – выразительно произнес Вульф.

– Боже мой, – прошептал Трауб. Он указал пальцем на Вульфа. – Крайне важно, чтобы это не вышло наружу. Никто не должен узнать!

– Это уже вышло наружу, – спокойно произнесла мисс Коппел.

– Итак, – осведомился Вульф, – вы чем-то заменили «Хай-Спот»?

– Да, – признала мисс Фрейзер и продолжила: – Это был единственный выход. Мы использовали черный кофе. Я пью его галлонами и люблю и горячий, и холодный. С сахаром. Цветом он похож на «Хай-Спот», такой же темно-коричневый, и в бутылке его в любом случае от газировки не отличишь. Мы заменили прозрачные стаканы на темно-синие, чтобы скрыть, что напиток не пузырится.

– Кто готовит кофе?

– Моя кухарка, у меня в квартире.

– Кто наливает его в бутылку?

– Она же. Она наливает кофе в бутылку из-под «Хай-Спота» и закрывает крышкой.

– Когда? В день передачи?

– Нет, потому что кофе не успел бы остыть. Она делает это за день до передачи и ставит бутылку в холодильник.

– Не в студии?

– О нет, в моей кухне.

– Это она наклеивает скотч?

– Нет, это делает мисс Вэнс. Утром Элинор берет бутылку – она всегда заходит за мной, чтобы вместе ехать на радио, – наклеивает на нее скотч и везет на студию в своей сумке, а там ставит в холодильник. Ей нужно действовать осторожно, чтобы никто не увидел, как она это делает.

– А мне полегчало, – вдруг объявил Билл Медоуз и, вынув носовой платок, вытер лоб.

– Почему это? – удивился Вульф.

– Я знал, что рано или поздно все выйдет наружу, и рад, что до этого докопались вы, а не полиция. До чего дурацкий фарс это был – все эти выяснения, кто имел зуб на того парня, Орчарда. Никто не хотел отравить Орчарда. Яд был в кофе, и Орчард выпил его по ошибке.

Его заявление доконало Трауба. Издав стон, он в отчаянии качал головой.

Вульф нахмурился:

– Вы хотите сказать, полиция не знает, что в бутылке с ядом был кофе?

– О, конечно они знают. – Сейчас Билл хотел помочь. – Но они держали это в секрете. Как вы заметили, этого не было в газетах. И никто из нас не разглашал тайну – сами понимаете почему. Им известно, что в бутылке был кофе, но они считают, что кофе предназначался Орчарду, тогда как на самом деле его приготовили для мисс Фрейзер. – Билл подался вперед, выражение его лица сделалось очень серьезным. – Черт возьми, разве вы не видите, какая опасность нам грозит? Если мы расскажем, как все было на самом деле, и это получит огласку – нашей программе конец! Нас вышвырнут из эфира. Но пока мы помалкиваем, все продолжают думать, будто яд предназначался Орчарду. Вот почему я назвал это фарсом. Итак, мы никому ничего не сказали, и, что касается меня, я буду молчать и дальше.

– Как вы объяснили полиции присутствие кофе в бутылке?

– Никак. Мы не знаем, как в бутылку попал яд, верно? И точно так же не знаем, как там оказался кофе. Что же еще мы могли сказать?

– Полагаю, ничего, раз уж вы скрыли правду. А что вы сказали про скотч?

– Ничего.

– Почему?

– Нас об этом не спрашивали.

– Вздор. Конечно спрашивали.

– Меня не спрашивали.