i 77d6616899b694e2

- Помни, что ты говорил, - сказала я. – Ты не должен слушаться голосов. Ты не

должен слушаться снов. У тебя своя судьба, Томо. Сражайся.

Он моргал, медленно дыша. Я смотрела в его незнакомые глаза, слушая, как трясется

его сумка на сидении.

- Заткнитесь, - крикнула я, ударяя по сумке. Блокнот перестал дрожать, и Томо стало

легче.

- Ты в порядке? – спросила я. Он кивнул, выглядя ужасно.

- Вот, - сказала Диана, протягивая Томо бутылку зеленого чая без сахара. Он был

горьким, это должно было ему помочь.

- Спасибо, - сказал он. Я в тревоге посмотрела на его руки, но чернила уже исчезли и

с его ладоней, и с пола, оставшись лишь на почерневших манжетах рубашки и на окне.

Его руки дрожали, я схватила бутылку, пока Диана не заметила дрожь, и открутила

крышку. Диана улыбнулась.

- Плохишам становится не по себе в поезде?

Томо улыбнулся, сделал глоток чая, а потом поставил на бутылку крышку, не

пытаясь закрутить ее. Он понимал, что объяснить такое будет сложно.

- Вы раскрыли все мои секреты, - сказал он.

- Почему-то мне кажется, что еще не все, - отозвалась она.

- Вы правы, - сказал Томо, а я напряглась. Он рисковал. Если Диана узнает о Ками…

но, погодите. Она ему поверит? А Томо добавил. – Мне нравится готовить.

- Видишь, этого я не угадала, - рассмеялась Диана. – Пересядете, когда тебе станет

лучше. Но никаких хитростей, я смогу видеть вас оттуда.

- Диана, - сказала я, шея пылала. – Ты меня смущаешь.

- Для того и нужна семья, - сказала она и направилась прочь.

Томо стало лучше, когда поезд подъехал к станции Шин-Йокогама, и на горизонте

замаячил Токио, погружая нас в город, что словно пришел из будущего. Скоростной поезд

остановился на следующей платформе, на станции Токио, двери раскрылись, впуская

порыв ветра. Я не была здесь после приезда в Японию, когда Диана вела меня по

заполненным платформам. Это место казалось лабиринтом, совершенно новым миром,

который я не понимала. Был февраль, это было девять месяцев назад. Этого времени

хватило, чтобы родилась новая жизнь, чтобы мир из холодного стал теплым и снова

холодным.

Я не была готова к встрече с отцом, как и не была готова отпускать маму. Но время

шло, ему не было дела до того, к чему я готова. У нас с Томо времени толком не

оставалось.

Мы следовали за знаками к линии Яманотэ, пробираясь в толпе пассажиров по

следам зеленых стрелочек. Диана остановилась на развилке, синие знаки вели направо.

- Тебе ведь на линию Собу? – сказала она Томо. – В Чиба.

- Сначала я провожу Кэти, - сказал Томо. – А потом доберусь через Йойоги.

- Хмм, - ответила Диана, улыбка получилась кривой. Она пыталась решить, хотел он

поддержать или просто вел себя нахально. Я улыбнулась, чтобы она поняла, что я

благодарна. Я хотела, чтобы он остался.

Она развернулась и направилась к линии Яманотэ.

Томо прижался плечом к моему плечу, склонив голову и тихо заговорив:

- Я купил билеты в тур в Императорский дворец, - сказал он. – Нужно лишь показать

пропуск, когда мы подойдем к дворцу.

- Во сколько?

Он покачал головой.

- Если тебе понадобится больше времени, я пойму. Но если будешь готова, я купил

их на два тридцать.

- Два тридцать? – спросила я. – И Диана не начнет тревожиться, где мы пропали?

- Понадеемся, что она решит, что у тебя с отцом все хорошо. Или скажешь, что мы

отправились за чаем с пузырьками в Хараджуку. Мы ведь впервые в Токио парой, - он

произнес «пара» так, что я задрожала. Японское слово напоминало английское, но

произношение отличалось. Кап-пу-ру. И в английском значение слова отличалось. Обычно

о других можно было сказать, что они – милая пара, но о себе так не говорили. Мы пара.

Было что-то очаровательное и необычное в этом, и от этого в груди расцветало тепло.

Мы добрались до автомата с билетами – стены с экранами и кнопками, а еще радугой

маршрутов поездов, что простирались по всему автомату. Мы опустили билеты, и врата

пискнули, билеты появились с другой стороны, чтобы мы забрали их с собой. Этот поезд

был меньше, чем скоростной, но линия Яманотэ проходила вокруг всего Токио, потому

здесь было много пассажиров.

Мы должны были добраться до станции Хараджуку. Конечно, отец остановился в

самом оригинальном месте, как Хараджуку, известном своей странной модой и

магазинами. Он уедет с впечатлением, что японская жизнь очень странная. Жизнь в

Шизуоке отличалась от Токио, как и жизнь в Олбани отличалась от Нью-Йорка. Но

туристы почему-то думали, что Токио отражает и всю остальную страну, что всѐ в Японии

такое же.

Мне было интересно, как живут на севере в снежном Хоккайдо или на юге в Фукуоке,

или на тропических островах Окинава. Жизнь там точно отличалась от Хараджуку.

Здание станции Хараджуку было словно небольшая лыжная база в Швейцарии,

покрытая белым и коричневым деревом, наделенная своим простым очарованием.