Как заметил лингвист Эмиль Бенвенист, слово «свобода»
в разных языках связано с названиями поселений (в русском,
вероятно, — со «слободой»), переформулируя по-нашему —
с местными территориальными клубами. Первоначальным
значением слова «свободный» оказывается не «избавленный
от чего-либо», а «принадлежащий к этнической группе». Сво-
боден член общины, «эта принадлежность дает человеку при-
вилегии, которых никогда не имеет раб и чужестранец»29. Из
языкознания доносится верная нота: ведь клуб — это группа
людей, объединенных общим интересом и иными похожестя-
ми, и где, как не в родственном по духу и стилистике окру-
жении, человек может реализовать себя с максимальной пол-
нотой и наименьшими рисками попрать свободу других?!
В любых других социальных выборках он будет ограничен
привычками и претензиями других людей.
28 Понятие «гражданское общество» рождено деятелями Просвещения в XVII
и XVIII веках; к нему приложили руку Джон Локк, Фергюсон, Монтескьё, энциклопе-
дисты, Иммануил Кант и др.
29 Э. Бенвенист. Общая лингвистика. М.: Книжный дом «Либроком», 2010.
С. 356.
Глава 2.2
Измерение ценностей
через обмен между
клубами
Идея, которую мы будем тестировать дальше, за-
ключается в том, чтобы рассматривать противоречия как
проявления состязательности клубов в борьбе за их инте-
ресы. В конечном счете все, за что конкурируют, сводится
к трем вещам — к материальным и символическим
к
лище для такого рода турниров, т. е. рынок для клубов, пропи-
сав требования к игрокам и правила, включая способы оцен-
ки и измерения.
Пока рынка в явном виде нет, нет и возможности приве-
сти к общему знаменателю выигрыши и проигрыши, исчис-
ленные для разных социальных и временных горизонтов.
глава 2.2.
109
И если экономические эффекты — производительность труда,
изменение ВВП, безработицу и т. п. — мы измеряем и сопо-
ставляем, то сопровождающие социокультурные следствия —
нет. А они зачастую работают противовесом. При этом добро
бы они ложились на противоположную чашу весов — тогда
можно было бы определить, что тяжелей, и принять аргумен-
тированное решение. А так приходится выбирать, имея «за»
и «против», не сводимые к одной системе мер и весов.
Принимая такое решение, легко сбросить со счетов ка-
кой-нибудь неоцифрованный эффект — например, то, что
смена привычек тяжело дается людям даже в случаях, когда
они зримо выигрывают материально. К примеру, Европа нуж-
дается в трудовых мигрантах, чтобы вконец не растерять му-
скулы экономики. Но они привносят с собой дискомфорт. Во-
прос, стоят ли улучшения того, чтобы вдруг начать просы-
паться под мелодичные призывы муэдзинов на молитву? Был
момент, когда более 30% немцев резко высказались против
покушений на их личный распорядок жизни30.
Экономические резоны хоть и не без труда, но чаще одер-
живают верх, поскольку они хорошо выражаются в цифрах.
Однако случается и культуре взять реванш. К примеру, эколо-
ги назначат какую-нибудь водоросль вымирающим видом —
и на этом основании введут охранный статус для территории,
где намечено строительство, отвечающее интересам разви-
тия. Для застройщиков это выливается в серьезные издержки,
хотя со временем обычно изыскивается способ приподнять
30 Это произошло осенью 2010 г. Шум поднялся в связи с выходом скандальной
книги Тило Саррацина «Германия — самоликвидация» (2010), в которой он раскри-
тиковал немецкие власти, среди прочего, за миграционную политику. Тогда канцлер
Ангела Меркель заявила, что мультикультурализм (мирное сосуществования корен-
ной и пришлых культур) в ФРГ провалился.
110
Часть 2. теория клубов и доктрина либерализма
установленные экологами шлагбаумы (зачастую это и явля-
лось целью затеваемой комбинации).
Возможно, вы будете удивлены, узнав, что такого рода
компенсационные выплаты прокладывают мостик перехода из
символической системы в денежную. Хотя в данном частном
случае стоимостной эквивалент обрела не столько ценность во-
дорослей, сколько корысть попечительствующей над ними ин-
станции, но истина заключается в том, что ценность чего-либо
всегда и есть чья-либо корысть. Вопрос в том, оплачена ли цен-
ность или получена хитростью или обманом. Подробности об-
мена, даже пикантные, перестают иметь значение, стоит нам
перейти от уникальных сделок к развитому рынку. Обмен —
единственный инструмент измерения ценностей, только он
работает при условии, что сделки не уникальные, а типовые.
Потому что когда тысячи людей тысячи раз заплатят сколько-
то за то, чтобы что-то иметь — или, наоборот,
и рождается стоимостное измерение ценности. Дело за тем,
чтобы вытащить все такие ситуации из-под ковра и включить
их в систему обмена, сделав ее такой же прозрачной, какой она
предстает на привычных рынках товаров и услуг.