I

Хана нерешительно сделал несколько шагов из строя к ней навстречу. Тогда он не устоял, и вся жизнь перевернулась на другой бок, но сейчас только выслушает её и всё! Что бы она ни сказала, он – скала, глухая неприступная скала. Чёрствый, засухаристый, как горбушка прошлогоднего хлеба, равнодушный Отмеченный! Тем не менее, подошёл почти вплотную, глянул вопросительно…

– Герман, прости меня, если сможешь! Погубила я твою душу и свою! И с места этого не сойду, пока не простишь!

– Елена Олеговна, уходите скорей отсюда, бой тут намечается! Вернее, какой бой, битва ужасная, крови много будет!

– Что мне ваш бой, Герман! Мне за другое страшно, страшно, что не простишь ты меня! Уговорила тебя, запутала, сына спасала! Глаза не видели, уши не слышали, не соображала, что творю, разум отказал! Нельзя было этого делать, прости ты меня, ради матери твоей прости!

Бедная женщина обессилено сползла и опустилась на колени, бормоча слова прощения. Надломилось что-то в душе у Ханы, перевернулось окончательно, до черноты в глазах пронзила боль острая и сладкая. Брызнули слёзы облегчения, затуманивая всё вокруг, и опустился он тоже на колени, приложил ладони к её ладоням, чувствуя, как истончается от их тепла невидимая стена отчуждения!

Наконец, соприкоснулись их ладони, обнялись они, стоя на коленях, и просили друг

у друга прощения, и молились каждый на свой лад, веря и надеясь на прощение за всё, содеянное ими, за мысли и поступки неблаговидные. Соприкоснулись не только ладонями, но и душой слились в одно целое! Жгло их одинаково больно, одинаково стоически терпели они и каялись, черпали силу друг в друге и верили. Наконец, закончились слёзы, и пришло облегчение. Рука Герки сама нащупала кожаную тесьму, рванула, что было сил! Сверкнул яростным блеском оберег, падая на землю! Задрожало всё кругом в свирепом буйстве, но не замечали они поднявшегося вокруг вихря, молний, раскалывающих небо, не видели и не слышали ужасного рёва ящеров и воя разочарованных тёмных сил. Издалека доносился до них только затихающий колокольный звон…

Потом тишина, пение птиц.

Первым осознал невероятный грохот, как будто раскаты грома приближались

к ним, Герман, поднял голову. Из подъехавшего гусеничного "ДТ-75 М", заглушив движок, в открытую дверцу выглянул тракторист в кепке и светло-серой рубахе. Молодой парень с мускулистыми загорелыми руками, на правой татуировка – якорь с обрывком цепи, оглядел их сверху и от души облаял, – слышь, любовники, али сеновала не нашли? Чего на поле-то вцепились друг в друга, уж так невтерпёж, что под трактор захотелось?

Но, вглядевшись повнимательней во встающую с колен пару, понял – не тот случай! Увидел пожилую заплаканную женщину в одеянии, которое явно было трофеем ограбления ближайшего огородного пугала, с распущенными седыми волосами, измождённым от переживаний лицом, но с просветлённым взглядом! Увидел парня лет тридцати, жилистого, но изгвазданного и исчумазенного до невозможности какой-то сажей, но тоже с ясными блестящими глазами человека, скинувшего с себя непосильное бремя.

Поняв ошибку и пробормотав извинения, бывший флотский опять запустил свой агрегат и поехал дальше. При этом он искренне удивлялся живучести закоснелого утверждения о великой замазутности сельских трактористов. Посмотрели бы на эту пару, переменили бы мнение, салаку им вместо компота!

Оглядевшись, родственники с удивлением обнаружили поле безлюдным. На зелёной стороне пел жаворонок, колыхались в такт ветра ромашки, кипела обычная луговая жизнь позднего лета, а за их спинами простиралась серо-коричневая пустынная целина, на которую вдалеке выехал тот самый трактор, таща за собой какие-то сельскохозяйственные приспособления.

– Пойдёмте отсюда, Елена Олеговна, у меня дома "Мартини" в баре стоит!

Та согласно кивнула и с превеликой благодарностью уцепилась за руку Германа, согнутую крендельком. Потихоньку плетущаяся пара через некоторое время исчезла из зоны видимости трудяги тракториста. Тот так и не понял, что за странные были эти посетители здешних мест, очень напоминающие собой сбежавших из дома скорби и печали пациентов.

Маргиналы! Те ещё особи! Мешают, понимаешь, ему, честному землепашцу, работать.

Утомившись гадать и больше не сомневаясь, он сделал простой и безошибочный вывод: нечего тут околачиваться всяким - разным, когда идут полевые работы, гальюн им вместо камбуза!

А на следующее лето здесь, на этом поле, будет ветер играть волнами по всходам, дождь будет поить, солнце согревать, земля отдавать. Так было всегда и так будет всегда! Ты только верь!

IXX

Стоял зимний морозный поздний вечер. Изредка поднимался колючий ветерок, завихривал сухой снег над сугробами, и опять стихал. Сегодня полнолуние, на дворе стоял Йоль – Праздник зимы и почитания предков, день зимнего солнцестояния, торжество Великой Тьмы, самый короткий день в году. Людей на улице практически

не было, попрятались все по тёплым норкам, да это и понятно – холодно, темень кромешная, кому охота нос морозить!