У нас будет жюри, которое оценит все эти выступления, а победители
получат призы. Не спрашивайте пока, что за призы, это секрет, но в своё
время всё узнаете.
Она говорила быстро и очень энергично, так что невозможно было ни
спросить что-либо, ни прокомментировать.
К тому же само по себе предложение было ново для нашей школы, весь класс
молча сидел и слушал.
- Это не театральный конкурс, а именно конкурс самодеятельности, то есть
у всех желающих должна быть возможность принять участие. Вы сами вольны
выбрать пьесу или придумать программу. Потом мы с вами обсудим, что
можно из этого сделать. Я думаю, что из любой пьесы можно сделать
театральную постановку с музыкой, песнями, танцами и так далее. Даже
если ролей на всех не хватит, каждый сможет проявить себя в чём-то
другом. Но если у вас будут какие-то новые предложения, я всегда рада
обсудить. Вот… Что ещё… Касаемо репертуара - “Ромео и Джульетта”, “Король Лир”, “Гамлет”, “Гроза”, “Недоросль”, “Горе от ума” и “Мещанин
во дворянстве” уже заняты, но, мне кажется, есть ещё из чего выбрать.
Времени у нас осталось совсем немного, нужно всё подготовить за полтора
месяца, чтобы на конкурс могло посмотреть районное руководство. Ну, вот
и всё, пожалуй. Я предлагаю вам сейчас не расходиться, а решить между
собой, что вы хотите делать, и завтра мы можем встретиться снова.
После того как Вера закрыла за собой дверь, в классе несколько минут
стояла тишина. Казалось, ураган пронёсся через помещение, оставив за
собой вакуум, в котором было невозможно произнести ни слова. Через пару
секунд Катя Замужняя, староста класса, отличница и заводила (над её
фамилией ни у кого не хватало духу шутить, потому что Катя при
необходимости могла хорошенько двинуть), медленно и немного театрально
произнесла: “Фигассе, чуваки, чего делать будем?”. Тут вдруг все
заговорили разом. У каждого были идеи относительно пьесы. Один предложил
“что-нибудь из непоставленного Шекспира”. Другой настаивал на “Лесе”, мотивируя выбор тем, что “действующих лиц много”. Отличница Наташа, заявила, что раз всё равно придётся петь, то лучше сразу ставить оперу, она с родителями ходила на “Евгения Онегина”, это как раз то, что нам
нужно. Наконец, после получаса оживлённых споров Катя взяла инициативу в
свои руки:
- Ребзя, давайте не увлекаться. Никому эта пьеса и вся эта
самодеятельность не нужна, тем более нам с вами. Надо ставить то, что
будет приятно учителям и полезно нам в смысле учёбы. Взять из школьной
программы книжку, которую всё равно придётся читать. Я предлагаю
“Ревизора”, нам по нему сочинение ещё писать придётся.
С ней все согласились, мне поручили зайти завтра с утра к Вере и
выяснить, что нам делать дальше.
На следующий день я пришёл ко второму уроку и сразу направился к
кабинету музыки. Первый урок ещё не закончился, так что мне пришлось
стоять у двери и слушать, как младшеклашки распевают что-то про птенцов
и гусениц. Ко мне подошёл Артур, который тоже проспал и теперь решил
составить мне компанию. Не успел я поздороваться с ним, как прозвенел
звонок, дети гурьбой высыпали из класса, а мы осторожно вошли в него.
Вера сидела за пианино, одетая в обтягивающее красное платье, едва
вмещавшее её объёмную грудь. Я подумал с неприязнью, как их вообще берут
в школу в таких платьях и с такой грудью. Учительница повернулась к нам
на вращающейся круглой табуретке и улыбнулась. Я помнил, что её можно
называть просто по имени, но не смог пересилить себя: - Вера Сергевна…
- Ну ладно тебе, Сергевна, Сергевна. Я ж говорила, можно просто Вера. Вы
из какого класса?
Мы назвали свой класс, имена и рассказали ей о нашем выборе.
- “Ревизор”? Это хорошо! Можно будет повеселиться. Сделаем хор
Бобчинских-Добчинских. Кто же будет Хлестакова играть? Ты, Артём?
Я был польщён вопросом Веры, хотя странно, что она решила, будто из нас
двоих я лучше подхожу на эту роль. Я, впрочем, не думал, что она
достанется мне, в классе были и другие мальчики (я даже был уверен -
никаких центральных ролей мне играть не придётся), поэтому ответил, что
эти тонкости мы ещё не обсуждали.
Как я и думал, мне достались незначительные роли гостей, купцов и прочей
массовки, не требовавшие большого таланта. Ещё нужно было петь в хоре, и
чуть позже Вера настояла на том, чтобы у меня было небольшое сольное
выступление. Артур, который сначала с сарказмом отнёсся ко всей затее
(“Я этой хуйнёй страдать не буду”), вдруг переменил своё мнение и
попросился играть со мной. Петь он, впрочем, напрочь отказался. Роль
Хлестакова досталась, как ни странно, Кате (или не было в этом ничего
странного?), а Ира должна была играть жену городничего: она умела смешно
бегать по сцене и причитать даже там, где это было не обязательно. Раз в
неделю мы собирались в актовом зале после уроков и репетировали. Сначала
это было интересно, а потом превратилось в дополнительный урок, на
который надо было ходить и повторять одно и то же. Я подумал, что работа
у актёров вовсе не такая и занимательная, особенно если учесть, что они
проводят за подобными занятиями гораздо больше времени, чем мы.