How Humans Cooperate : Confronting the Challenge of Collective Action

Я предполагаю, что разграничение понятий "человек" и "я" полезно для понимания коллективного действия. Там, где угнетение и автократия являются центральными оперативными принципами организации, власть имущие будут социально воспроизводить свое привилегированное положение, поддерживая представление о простом человеке как подчиненной категории. Это иррациональный человек, неспособный к социальной морали или другим видам аналитических рассуждений. Следовательно, лица, несущие наибольшую ответственность за управление обществом, будут ограничены элитой, которая, как считается, одна обладает необходимыми моральными способностями, подготовкой и опытом. Однако культурный дизайн сотрудничества, нацеленный на инклюзивность, будет опираться на более униформистскую народную теорию разума, которая превращает подчиненного в гражданина. В униформистской народной теории считается, что все взрослые члены группы обладают способностью к моральным рассуждениям социально разумного условного кооператора. Следствием этой идеи является то, что потенциально на руководящие должности могут быть приняты люди с любым социальным статусом. Это похоже на "Сильный принцип равенства" Роберта Даля (1989: 105), согласно которому каждый взрослый "член ассоциации обладает достаточной квалификацией, чтобы участвовать в принятии обязательных коллективных решений".

Важно отметить, что политика открытого найма - это не просто выражение народной теории мышления. Когда эгалитарная народная теория становится основой политики найма на руководящие должности, государство посылает ощутимый сигнал, подтверждающий, что оно принимает инкорпоративную и социальную солидаристскую стратегию управления. Более того, оно делает это, несмотря на возможную экономическую неэффективность, которая последует за этим. Большинство экономистов, я уверен, не преминут заметить, что открытый набор персонала неэффективен из-за расходов, связанных с поиском подходящих кандидатов на официальные должности и подготовкой к работе на них. Однако, как и в случае с другими аспектами коллективных действий, включая общественные блага, открытый набор следует оценивать не только с точки зрения экономической эффективности, но и с точки зрения его роли в укреплении социальной солидарности и доверия к институтам управления. Далее я привожу четыре примера - из Европы, Китая, индуистских и буддийских государств и ацтеков, - чтобы проиллюстрировать, как открытый набор был основополагающим в крупных эпизодах коллективного государственного строительства:

Открытый рекрутинг и европейский опыт

 

Крестьянин-земледелец, изображенный в виде симулянта. Из Горлестонской псалтыри ок. 1320. © Британская библиотека, Лондон (MSAdd 49622, f. 15v).

Чтобы оправдать стратификационную теорию господствующей элиты, крестьяне и другие люди низкого социального положения, как считалось, жили в состоянии вечного идолопоклонства. Раннесредневековое христианское презрение к материальному миру, которое подчеркивало важность духовной жизни, состоящей из молитв и других проявлений преданности Богу и церкви, дискриминировало тех, кто занимался ручным трудом. К ним относились не только крестьяне, но и другие люди, такие как повара и прачки, и даже купцы, чья работа приводила их в контакт с телесными жидкостями, считавшимися источниками духовного загрязнения. В Англии фокального периода дифференцированная народная теория нашла свое воплощение на политической арене, где только морально способное дворянство и аристократия имели право голоса в вопросах управления. Остальные элементы социальной совокупности - включая сельскую бедноту, фермеров и купцов - были лишены права голоса. Эта ситуация постепенно менялась, о чем я расскажу далее в этой и следующей главах, но ее элементы сохранялись вплоть до XVII века или даже позже, а высшие должности в государстве были доступны только элите вплоть до XIX века. Выдающийся писатель Чарльз Лэмб, например, после периода агитации в сельской местности в 1886 году заметил, что "в Англии никогда не было хороших времен с тех пор, как бедняки начали спекулировать своим состоянием. Раньше они бежали трусцой, не задумываясь, как лошади. Свистящий пахарь шел щека в щеку со своим братом, который ржал" (qtd. in Howes and Classen 2014: 76). Даже в двадцатом веке мы видим свидетельства стратификационных предубеждений. Э. П. Томпсон (1971) отмечает, что большинство ученых-историков продолжают рассматривать крестьянскую "толпу" как "компульсивную, а не самосознательную или самоактивирующуюся" (76).