Homo scriptor. Сборник статей и материалов в честь 70-летия М. Эпштейна

Направленность действия[540] появляется и у глагола жить в поэтическом тексте С. Ивкина, однако точка назначения этого действия остается неопределенной благодаря субстантивированному наречию никуда:

Лишь осознав: человек – золотая пыльца,
можно смириться, прорехи латая.
Да, я – всего лишь – пыльца,
но пыльца – золотая.
Я буду жить
в никуда,
не теряя
лица.

Н. Азарова, актуализируя направленность действия (признак, не свойственный ментальному глаголу забыть), заменяет возвратную форму забыться на забыть в себя:

заснуть – забыть в себя тяжелую таблетку
легких
снов русский юль и русский юнь

Направленность глагольного действия, которая ему исходно не присуща, необязательно связана с возвратным местоимением себя. Так, например, она может выражаться вопросительным местоимением с обстоятельственным значением направления – куда. С таким явлением встречаемся у А. Цветкова, где снова глагол, связанный со сном (вздремнуть), приобретает направленность, только уже вовне:

с пустым стаканом пересечь квартиру
вздремнуть впотьмах неведомо куда
пока внутри торопится к надиру
короткая империя ума

У В. Черешни такую же направленность (куда) приобретает глагол любить, связанный с памятью об отце, которого неизвестно как любить после смерти, поскольку человека нет, а там, где он, одна пустота:

Пока ты был – было кого любить,
можно любить теперь – только зачем, куда?
На пустоту, где ты, волколуною выть
воем, которым в ночи густо ревут суда.

Глагольное действие также может получать в поэтическом языке адресность и обретать управление дательным падежом, не свойственное ему в обычном языке[541]. Такую адресность получает глагол молчать в тексте П. Андрукович за счет вопросительного местоимения кому. В контексте стихотворения адресатом второго лица, кому направлен этот вопрос, является, скорее всего, лирический субъект «я»:

кому ты молчишь в голосе о своем долгом?
плачь о своем долгом молчании
моим голосом плачь

Схожее явление обнаруживаем в тексте у Е. Фанайловой, однако оно не связано ни с направленностью, ни с адресностью, а наделяет глагол курить свойствами ментальных глаголов и глаголов говорения (думать, говорить о чем-либо), то есть валентностью «содержания и темы»:

Неважно о чем ты сегодня куришь
Где ты теперь с кем ты сейчас

Адъективные инновации

1. Полем для поэтического эксперимента оказываются окказиональные краткие прилагательные, прежде всего относительные. Например, М. Степанова образует целый ряд кратких прилагательных от названий дней недели: День понеделен, вторничен, срединн, / Чист как паркет, пока не наследим. Расширяет эту парадигму Н. Азарова, в нее попадают также неологизмы летен и диванн, характеризующие знойный день: день – зноен – летен– и срединн/ диванн– впадением в болезнь. Подобные формы встречаем также у А. Костинского: Небосвод одновременно зимен, летен и осен; и еще у Н. Азаровой: то мои неупорные предрассудки / всласть демисезонны.

У В. Полозковой в одном ряду оказываются краткие формы от качественных и относительных прилагательных, в связи с чем последние не выделяются из ряда обозначения качеств и употребляются вполне естественно, приобретая обусловленное контекстом качественное значение, ср.: Ранним днем небосвод здесь сливочен, легок, порист. / Да и море – такое детское поутру. Причем, как все краткие прилагательные, они указывают на избыток проявления признака (сливочен– ‘полон сливок’). С аналогичным явлением сталкиваемся и в описании города: Дни тихи, как песни к финальным титрам./ Город свеж, весенен и независим, где весенен обозначает «полон весны».