Homo scriptor. Сборник статей и материалов в честь 70-летия М. Эпштейна

Рефлексивная форма глагола задает и необычный ракурс ситуации «крика» у Марианны Гейде в стихотворении «Телеобозрение»: двое пришли и украли крик. / в рабочей одежде, как будто бы так и надо, украли крик. / а он продолжал кричаться. / как такое могло случиться? В данном контексте становится непонятным, кричит ли сам крик, обращая себя на самое себя, или кричит изо всех сил некий человек, подобно тому как это визуально воплощено на картине Э. Мунка «Крик».

Особый интерес представляют и собственно словообразовательные неологизмы, имеющие возвратную форму. К примеру, Надя Делаланд на основании семантического стяжения изобретает компрессивный вариант фразеологизма «метать бисер перед свиньями»: Бисерясь. Ну и чего же ты бисеришься / перед свиньями, у которых окорока / не ампутированы… В итоге получается удвоенная форма бисерясь, ты бисеришься, вторая часть которой сходна по звучанию с бесишься, так что ее даже можно счесть за контаминацию слов бисер ибеситься. Однако контаминации мешает то, что значение глагола бисериться сопротивляется медиальности, то есть протеканию действия в самом субъекте, так как имеется предложно-падежная форма, зависимая от этого глагола (перед свиньями).

С контаминированной возвратной формой змеемся мы встречаемся у Анны Логвиновой. Эта форма по своей сути становится энантиосемичной: в ней семантика смеха сочетается с семантикой зловредности змеи, причем возвратная форма подразумевает симметричность действия:

Я на зебрах не пишу свое кредо.
Лишь на заячьих листочках капустных.
Мы змеемся каждую среду,
но зато по четвергам нам мангрустно.

Инновации создаются и в случае, когда к возвратным глаголам присоединяются аффиксы, меняющие семантику исходного глагола на противоположную, при этом актантная структура сохраняется. См., например, стихотворение М. Амелина «Случайная музыка»:

Нежно-розовый нехотя исчезает
под густо-лиловым, —
зазеваешься, кажется, и не сыщешь
дороги туда,
где случайная музыка не успела
с умышленным словом
разминуться, развстретиться…

Присоединяя приставку раз– к возвратному глаголу встретиться, обозначающему взаимно-возвратное действие, поэт достигает оксюморонного эффекта – уничтожения «взаимности» и усиления семантики «разъединения» по отношению к разминуться.

Таким образом, можно констатировать, что в поэтической речи возвратность получает статус не только словоизменительной, но и словообразовательной категории, а возвратные глаголы образуют грамматические тропы, реализуя свой креативный потенциал.

В аспекте взаимодействия словообразования и словоизменения показательны случаи, когда поэты, экспериментируя с категорией возвратности, элиминируют возвратную частицу у возвратных глаголов. Так, Е. Шварц пишет:

Вот не думала, что доживу, дожду
До подгнивших слив в дрожжевом саду,
До августовской поворотной ночи, когда
Червь не минует ни одного плода.

Выстраивая глагольный ряд, автор лишает возвратности форму дождусь, отсекая постфикс -сь и отказывая этой форме в рефлексивности. Благодаря паронимической аттракции устанавливается «теснота стихового ряда», в рамках которой форма дожду получает то же управление, что и форма доживу (доживу, дожду до + род. п.; при этом невозможно дождусь до). Выбор этой формы также диктуется рифмой.