Homo scriptor. Сборник статей и материалов в честь 70-летия М. Эпштейна

2. В поэтическом языке нашего времени наблюдается особая тенденция образования глагольных форм императива, в которых слово– и формообразование взаимодействуют друг с другом. Так, П. Андрукович образует необычную глагольную форму солюби, обозначающую приглашение к совместному действию: солюби воздух с / кем-нибудь, кто / который / это сотворит / потом потом / задышит рыбка часто. Существуют и формы императива, в которых новое значение обусловлено необычным управлением. Чаще всего это связано с появлением прямого объекта, что делает непереходный глагол переходным. Такие формы могут встраиваться в ряд стандартных императивов: Помолчи меня, полечи меня, поотмаливай. / Пролей на меня прохладный свой взор эмалевый. / Умой меня, замотай мне повязкой марлевой / Дурную, неостывающую башку (В. Полозкова), – а могут быть и единичны: как мак и как память, замолчи меня (А. Глазова); но в том и другом случае в них обнаруживается семантика каузации. Аналогичное этому явление наблюдается и с глаголом спать в форме повелительного наклонения, при том что каузация сна вряд ли возможна. Ср.: Не спи меня Не усыпай меня / Я сам заснусь засунусь в сновидéнье (В. Строчков); Спите, листья, осень, спи нас (Н. Делаланд); в детство дорожденное, / в безмятежно-пенное / вещество без имени, / в сладкое «усни меня» (В. Черешня). В случае же, когда мы имеем дело с переходным глаголом, необычным в позиции прямого объекта является личное местоимение: наличие субъекта, самого продуцирующего высказывание: Изживай, избывай же меня, бессмертный мой – / Так, как я тебя / изжила (В. Полозкова); Забывай, забывай обо мне, душа моя. / Ампутируй себе меня (В. Полозкова). Как видим, отличительным свойством всех этих форм является то, что трансформация их семантики связана с нестандартным управлением.

3. Появлению инноваций способствует и нетривиальное соединение приставки с производящей основой, не выражающей идеи перемещения. Так образован окказиональный глагол вмирать у Е. Шварц, который благодаря приставке в- приобретает семантику направленности «внутрь», закрепляющуюся формами винительного падежа с предлогом в(в тебя, в смерть):

Смерть – море ты рассвета голубое,
И так в тебя легко вмирать—
Как было прежде под водою
Висеть, нырять,
Разглядывая призрачные руки
И тени ног, —
Так я смотрю сквозь зелень, мглу разлуки
В мир – как в песок.

Нетривиальную семантику при присоединении приставки вы– со значением пространственной ориентированности к статическому глаголу обнаруживаем и у О. Пащенко, когда в контексте стиха ментальный глагол помнить приобретает направленность «наружу»:

Свет электричественный, золотой.
Он возвышается как пирамида над столом
с алкоголем, или без
алкоголя, только сидели
и никак ничего не могли
выпомнить из этой мглы.

4. Глагольные инновации проявляются в нетривиальном управлении. Например, возвратность может задаваться не только возвратной формой глагола, но и возвратным местоимением, при этом, например, у В. Строчкова она сопровождается указанием на направленность действия внутрь, не свойственную исходному статическому глаголу скучать:

В окно глядеть, в себя скучать
и влизываться в даль,
и три копейки получать
за скудную печаль —
такая на челе печать
и участь. И пить чай.

Аналогичная описанной семантическая трансформация обнаруживается и в случае, когда возвратный глагол сочетается с несовместимыми с его значением обстоятельствами. Так, у Н. Делаланд глагол проснуться наделяется свойствами глаголов направленного движения (куда?):

Растворенную испей благодать.
В растворенные ворота войди.
Ты очнулся, ты проснулся сюда.
Ты в себе теперь. Пришел и в груди.

Таким образом, пространство сна осмысляется как внутреннее, из которого возможен выход, однако этот выход оказывается направленным в самого себя (Ты в себе теперь).