Газетчица все еще сидела на лавочке, угрюмо попивая пиво и глядя на меня с неодобрением.
– Привет, – сказала я, плюхаясь рядом с ней на лавку. – Чего это он так рванул от меня?
Она неопределенно пожала плечами и демонстративно вытрясла из своей банки последние капельки на ладонь.
Я поняла намек без лишних слов и молча встала. Через несколько минут я вернулась с тремя банками, от вида которых в ее глазах снова вспыхнул интерес к жизни.
– Ну? Я его чем-то напугала? – поинтересовалась я, делая небольшой глоток из своей баночки.
– А они последнее время вообще странные, – ответила девица, кося в сторону Владимира. – Баринов всегда, впрочем, был с придурью, а на Леху это вот только недавно накатило. Наверное, после случая с этой бутылкой взрывной.
– Что там за взрывная бутылка?
– Вовка попросил Леху постоять за него и куда-то сдернул, а в это время бутылка взорвалась. Хорошо, что Леха отпрыгнул. И потом они начали все запираться у Лехи в киоске и вынашивать какие-то планы по спасению от террористов. Но это они мне так объяснили, а на самом деле я один раз подслушала, как Леха Вовку обозвал дубом, они боялись мужика какого-то. В майке с «Титаником».
– А ты этого мужика видела? – спросила я, отпивая еще пива.
У моей собеседницы кончалась уже вторая банка, и, похоже, у меня опять будут непредвиденные расходы.
– Один раз. Он с Вовкой разговаривал.
– Как – разговаривал? – удивилась я. С чего бы это ему, если он собирался от нашего юного Баринова избавиться, начать вести с ним какие-то беседы? – Они мирно разговаривали или ругались?
– Сначала они даже улыбались друг другу, – вспомнила девица и многозначительно посмотрела в сторону пивного киоска. Я поняла, не дурочка, и сбегала туда еще раз, вернувшись на этот раз с четырьмя банками.
– Так вот, они поулыбались и начали потом спорить. И я даже знаю, о чем они спорили. О Вовкином дедушке.
– Как? – не поверила я своим ушам.
– Ну да. О фамилии его дедушки. Вот о чем. И вроде бы у Вовки должны быть еще какие-то родственники, которые пытаются его найти. Вот тут Вовка начал кричать. Что родственники ищут не его, а наследство. Вот кретин, правда? Кто ж по своей воле его, полудурка, посчитает «наследством»? Тоже мне Ротшильд недоделанный!
Она хрипло рассмеялась.
По взглядам, неоднократно брошенным в нашу сторону героем нашей беседы, я поняла, что Володя обеспокоен.
Надо было кончать разговор. К тому же кто-то из рядов крикнул:
– Люська! Ты скоро явишься? Или весь день на лавке прохлаждаться будешь?
– Сейчас, – гаркнула Люська, отчего я на некоторое время слегка оглохла.
Потерев ухо, я посмотрела на нее.
– Пора идти. Пришла бы раньше, я бы тебе еще что вспомнила, – улыбнулась она.
– Спасибо и на этом.
– Не за что. Так работать в лом, знала бы ты!
Она со стоном поднялась с лавки и поплелась к своей «точке». С опущенными плечами и поникшей головой. Так, наверное, идут на казнь, подумала я.
Я проводила ее сочувственным взглядом – иногда эти люди, торчащие по суткам на базаре, казались мне положительно героями.
Я бы так не смогла.
Лариков положил дневник на мой стол – поскольку справедливо рассудил, что сражаться с мелким девичьим почерком мне будет все-таки легче, чем ему, и задумался.
Понять, как этот дневник попал в руки сыскаря из комиссии по наследствам, он не мог.
То, что поначалу казалось ему элементарно простым, сейчас было так запутано, что Ларикову хотелось срочно сдернуть в отпуск на Волгу, предоставив мне самой заниматься этим, раз уж я такая любительница психологических шарад.
Он, правда, один раз попытался начать его читать, но, поймав себя на том, что ему абсолютно непонятен мой интерес к Потоцкому, ставшему счастьем жизни Антонины Ивановны Бариновой, отнес этот интерес к чисто женским фантазиям. Так как при перелистывании страниц Лариков не обнаружил ничего о наследстве, которое занимало его воображение, он отложил дневник в сторону, решив целиком положиться на меня.
Я пришла и застыла на пороге.
– Дневник, – прошептала я, зачарованно глядя на черную тетрадку, – о, Ларчик, скажи мне, что это он! Пожалуйста, я тебя умоляю! Видишь, видишь – я даже не спрашиваю тебя, откуда он появился!
– Это действительно он, – кивнул Лариков, протягивая его мне, – и я даже сообщу тебе, откуда он появился. Его перед смертью подкинул Оле Синициной «титанист».
– Перед чем? – спросила я.
– Его убили.
– О господи!
Я села, прижимая к себе тетрадку.
– Кто? Почему, зачем?
– На эти вопросы, детка, придется отвечать нам. Потому что он, увы, нам уже помочь не сможет!
Я кивнула, пытаясь переварить эту информацию. Последняя надежда почти осязаемо таяла в воздухе. Оставался только дневник.
Я посмотрела на него.
Открыв его на первой странице, я погрузилась в чтение, сразу встретив там знакомое имя, подтверждающее мои смелые догадки.
«Вчера я встретилась с молодым Потоцким…»
Все мои самые смелые фантазии были ничто по сравнению с этим дневничком!