Гвардия не горит!

Как говорил один знакомый Илье лётчик: а теперь со всем этим попытаемся взлететь. Идти с таким грузом ещё куда ни шло, а вот ползти через позиции противника – сложно. Ни прыгнуть, ни рвануть бегом. Ситуация осложнялась тем, что точное положение объекта неизвестно. Район поиска определён приблизительно: от села Покровское, если принять его за воображаемый центр, и десять километров радиусом вокруг. Разведчикам с переходом подфартило. Полковая разведка донесла, что на участке фронта заняла позиции эсэсовская часть, сменив батальон вермахта. Буквально на второй-третий день эсэсовцы отметились, совершив «хапок». Это когда немцы открывают интенсивный миномётный или артиллерийский огонь по небольшому участку нашей передовой. Конечно, наши бойцы прячутся в укрытиях. Эсэсманы подбираются к передовой траншее, не встречая сопротивления. Миномёты или пушки по сигналу прекращают огонь, немцы врываются в нашу траншею, захватывают несколько человек и делают ноги. Почти сразу миномёты врага снова открывают огонь, прикрывая отход. Эсэсманы допросили наших бойцов. Минула ночь, а утром красноармейцы увидели вкопанные на нейтралке столбы, к которым были привязаны истерзанные тела захваченных бойцов. Наши решили наказать эсэсманов, подготовили огневой налёт из БМ-13, или «катюш». Немцы за характерный звук называли их «сталинские органы». Лейтенант Архангельский о предстоящем налёте узнал, упросил каким-то образом перенести время на ночь. И совершить переход сразу же после обстрела. Рискованно. Ибо требовалось к означенному времени пройти нейтралку и залечь в сотне метров от немецкой передовой, желательно в укрытиях. Но и они не помогут, если бойцы реактивной артиллерии возьмут прицел немного ближе. Да и не только в прицеле дело. У реактивных снарядов, в отличие от ствольной артиллерии, очень велико рассеивание, нет кучности. Но переход в таком варианте выглядел соблазнительно.

Вышли на нейтралку, к условленному времени уже забились в воронку. Впереди – спирали Бруно и траншея. Внезапно раздался вой снарядов, над головой зашуршало, и на немецкой передовой одна за другой стали рваться ракеты. Не одна, не две, десятки – бушевало море огня. Осколки на излёте залетали и в воронку. Потом разрывы сдвинулись в глубину обороны противника. Разведчики приготовились к броску, а лейтенант смотрел на часы:

– Не высовываться! Рано!

И точно. Пропахав ракетами вторую линию траншей, наши «катюши» снова ударили по передовой траншее. Со стороны казалось, там никто и ничто не может уцелеть. Лейтенант скомандовал:

– Вот теперь вперёд! Радист двигается последним. Сафронов, опекай!

Радистом был парень молодой, едва за восемнадцать, ещё не брился, пушок на щеках, только после радиошколы. Из оружия у него «yаган» в кобуре на поясе и «Север» за плечами, как называлась радиостанция, пожалуй, лучшая для диверсантов. Правда, как все ламповые, изделие хрупкое и энергоёмкое. До войны радиофикация Красной армии была на низком уровне. Рации были в штабе полка, далеко не во всех батальонах. У танкистов – только на командирских машинах. Получив приказ, командирский танк его выполнял, другие танки действовали по приказу «делай, как я». Иной раз приказы отдавались флажками. В бою это опасно, а ещё обзорность у наших танков была скверной. Исправились танкостроители лишь в конце сорок третьего, когда стали ставить командирские башенки на основную башню по примеру немецких танков, на которых они были изначально. А на советских – с танка Т-34–85.

С начала войны, когда иной раз исход сражения решали маневренность и оперативность, немцы оказались на голову выше благодаря во многом радиосвязи. Рацию имел каждый танк, каждый самолёт, любое подразделение от пехотной роты или взвода в разведке. Промашку с радиосвязью в РККА осознали, разработали радиостанции, стали обучать радистов. Только попробуй быстро снабдить войска рациями и радистами, да ещё и гибель была от военных действий и радистов, и раций. И почти все радисты в войсках – молодые парни и девушки. Илья постарше Кузняка, радиста, на семь лет, а чувствовал себя рядом с ним почти стариком, семь лет разницы – целая пропасть, особенно если два года воевал. На войне год за три идёт.