Гвардеец

Глядя на Густава Бирона, я вспоминал тот разговор, машиной времени перенесший меня в бандитские девяностые.

– Барон, вы случайно не задремали? – голос подполковника прозвучал неожиданно резко.

Я встрепенулся:

– Никак нет, господин подполковник. Задумался просто.

– Я уж подумал: от сытной пищи тебя разморило. Вернемся к прожекту. Огород без лишней надобности городить не будем. Фузеи для роты оставим гвардейского образца, – уверенно произнес подполковник.

– У меня есть предложение, даже три.

– Интересно. – Густав выжидающе замолчал.

– Надо что-то делать с креплением штыка.

– С ним что-то не так?

– Сами знаете, господин подполковник. Очень неудобная конструкция. Менять надо, и чем быстрей, тем лучше. Глядишь, обгонят нас французы или англичане. Негоже русской армии в хвосте плестись.

С 1709 года русская армия вместо багинетов, вставлявшихся в дуло и потому не позволявших вести стрельбу, постепенно вооружалась более практичными втулочными трехгранными штыками. Все части переоснастить пока не удалось, но гвардия снабжалась в первую очередь. Минусом явилась непродуманная система крепления – штыки часто падали во время выстрела, их с легкостью сдергивали в рукопашной схватке.

– Не ты один озаботился. – На лице Бирона появилась широкая улыбка. – На, почитай, что прапорщик первой роты Козюренков пишет.

Он извлек из выдвижного ящика письменного стола два исписанных бисерным почерком листа бумаги. Я углубился в чтение и понял: это не что иное, как грамотно составленный технический документ.

Козюренков подробно описал недостатки крепления штыка и предложил изменить конструкцию, введя продольную пружинную защелку на трубке. Нарисовал чертеж, снабдил подробными комментариями. Такой штык сам не свалится и в бою не подведет.

– Все хорошо, в чем заминка? – удивленно спросил я.

– Надо пройти апробацию, – пояснил Бирон. – И деньги нужны.

– Давайте изготовим малой партией, предъявим царице, поясним, что и как. Если она одобрит, найдутся и деньги. Козюренков дело пишет.

– Экий ты прыткий. В России таких Козюренковых пруд пруди. Ежели каждого слушать да по ихнему делать, изнищаем. На всех денег не напасешься.

– Так это и хорошо, что в стране много толковых людей. Их поощрять нужно.

– Нужно, нужно, – пробурчал себе под нос Бирон, но я видел, что он мои слова одобряет. – Закажем у сестрорецких оружейников с десяток таких штыков. Ежели недорого получится, матушка-императрица войдет в положение.

Бирон набросал поверх записки Козюренкова реляцию и приобщил к проекту.

Я скорчил грустное лицо.

– Ах да, – спохватился офицер. – Ты еще о чем-то молвить хотел. Говори, коль не забыл.

– Мои солдаты обратили внимание, что чистка ружей кирпичной крошкой приводит к постепенной порче: меняется калибр, пропадает меткость. Пробовали стрелять из старых фузей и обнаружили, что с расстояния в пятьдесят шагов в мишень попасть уже невозможно. Лучше бы заменить толченый кирпич на что-то другое. Мы стали в капральстве вместо него использовать веретенное масло, оно, почитай, у каждого в хозяйстве имеется, да и стоит недорого. Стволы полируем суконкой. Благодаря таким изменениям фузеи и прослужат дольше, и в бою не подведут. Кругом экономия выходит. – Я не стал уточнять, что в действительности на это «открытие» меня натолкнула знаменитая фраза Левши, что «нельзя ружья кирпичом чистить». – Такое бы в «Экзерцицию пешу» внести да в остальные полки разослать.

– Дельное замечание, – кивнул Бирон.

– Только надо бы это по уму сделать. «Экзерциция» в армию поступила в рукописном виде. Я для интереса сравнил наш экземпляр с тем, что попал в Ингерманландский полк, и обнаружил, что они сильно отличаются. Какой является правильным, а какой нет – осталось загадкой. Чтобы не было разных толкований, надо сей документ напечатать большим количеством и заменить им все рукописные.

– Был такой разговор. Господин фельдмаршал, чьей властью и был сотворен этот документ, давно хотел произвести в войсках замену, но война вмешалась. Есть вещи куда важней, но я, пожалуй, поговорю с теми, кто может принять такое решение. Еще чего скажешь?

– Мушки бы надо на ствол фузейный наклепать.

– Это еще что за напасть?!

– Чтобы огонь прицельный вести, в белый свет не палить и пуль попусту не расходовать, – сказал я и не поленился пояснить на рисунке.

– Делов-то, навел на супостата да пали. Ежели он далеко, выстрел твой пропадет, ну а как подле тебя будет, мушка без надобности. Ты харю его всегда разглядишь, без мушки.

– Это сейчас, а я подумываю о том, чтобы прицельный огонь не с двухсот шагов вести, а разика в два-три подальше.

– Так не убьешь никого. Улетит твоя пуля, поминай как звали, – недовольно сказал Бирон.

– А мы так сделаем, чтобы пуля та как можно далече летела и урон неприятелю большой наносила.

– Чудите, барон, – фыркнул подполковник.

– Почему же?! Есть у меня задумка с артиллеристами пообщаться. Они в науках сильны и сумеют такую пулю изготовить, что превзойдет нынешние.

Логика была проста: я не химик, при всем желании не смогу ничего сделать с черным порохом, хотя в перспективе работы в этом направлении вести надо. И ученые нужны серьезные, а большой уверенности в том, что я сыщу таковых в нынешней России, нет: Ломоносов делает первые шаги, кругом одни иноземцы, способные быстро передать секреты на сторону в пользу настоящей родины. Так что работы над новым видом пороха отложим до лучших времен.

Переоснащение армии дальнобойными нарезными ружьями обойдется в копеечку, дорогие слишком. Гладкоствольные фузеи обходятся намного дешевле, массовый выпуск налажен, солдаты к ним приучены. В здравом уме Анна Иоанновна и ее министры не пойдут на огромные траты. Получается, надо выжать по максимуму из того, что есть, а единственной вещью, которую можно подвергнуть изменению без больших денежных затрат, остаются пули, вернее, их конструкция. Раз гладкоствольные ружья прослужили в армии аж до Крымской войны и стреляли, насколько помню из книг и телевизионных передач, гораздо дальше, значит, определенный простор для модернизации существует. Найду хорошего баллистика, пускай поколдует, а где его искать, я для себя решил. Самые подкованные в этом плане – офицеры-артиллеристы. Отношение к ним со стороны остальной братии такое же почтительное, как через сто лет к путейцам. И русских среди них, что немаловажно, хватает. Тогда на какое-то время утечки можно избежать. Понятно, что шпионы будут держать нос по ветру, но они в основном занимаются шпионажем политическим, к России с давних пор укрепилось скептическое отношение: ничего путного они не придумают, эти варвары. Пока суд да дело… Да и к новинкам долго настороженно относятся. Если мы внедрим первыми, другие страны только будут раскачиваться.

Без подводных камней не обойтись, но способы обойти обязательно найдутся. В этом я не сомневался. Дорогу осилит идущий.

Теперь, что это нам дает? Выигрыш в дальности стрельбы. Даже если мы увеличим его в два раза, основной наш враг – турецкая конница – преодолеет это расстояние за считаные секунды, но и они не будут лишними. Пора учить солдат экономить время, как писалось в одной книжке: главная стрелка на солдатских часах – секундная. Заряжай быстро и четко, стреляй далеко и метко. Пусть каждая пуля найдет себе мишень. Знаю, что турки и татары – любители кружить вблизи передвигающихся частей, особенно обоза. Для них будет «приятной» неожиданностью знакомство с дальнобойным оружием.

Выходит, даже из минусов можно извлечь кучу плюсов. Такая вот высшая математика.

Полностью приводить Бирону свои рассуждения я не стал, но он сразу ухватил идею и целиком проникся. Ему можно довериться, благополучие его семьи отныне и навсегда связано с Россией. Интересы Биронов тесным образом переплелись с моими, и я был несказанно рад. Никто из историков не сумел бы обвинить Густава и его родственников в предательстве страны, они действительно преданно служили империи.

– Мне очень хвалили артиллерийского капитана Анисимова, чистого ума, говорят, офицер, – сказал Бирон. – Думаю, он выкажет интерес, а я похлопочу, чтобы его освободили на время от службы и приставили к опытам.

Решив одни проблемы, приступили к другим. Мне откровенно не нравилась солдатская форма, даже гвардейская, из-за полной непрактичности и неприспособленности к нашему климату. А идиотская мода пудрить голову, завивать букли и носить косички, введенная во многом благодаря стараниям самих гвардейцев, раздражала.

Бирон подумывал о том, чтобы сделать мундир новой роты наподобие кавалергардов Екатерины: темно-зеленый кафтан, алый камзол с красным супервестом, на котором вышивали золотой и серебряной нитью Андреевскую звезду на груди и двуглавый орел на спине. Драбанты также носили красные штаны в обтяжку, высокие сапоги с раструбами и треуголку с золотым галуном и плюмажем.

Мундир этот считался верхом красоты и роскоши.

Я предложил пойти от противного.

– Давайте начнем не следовать моде, а диктовать ее. Из-за обилия в одежде золота и серебра в Европе нас считают дикарями, которые накидываются на все, что блестит. Нам, конечно, плевать на их мнение, но почему бы не щелкнуть по носу тех же французов, голландцев и англичан. Пускай они изводят пудру на парики, носят неудобные треуголки, влезают в узенькие штаны, мерзнут в чулочках. Мы изменим форму, сделаем более приспособленной к солдатскому быту и российской погоде.

– И что же вы хотите изменить, фон Гофен? – заинтересовался Бирон.

– Для начала короткую стрижку. Долой букли и косы.

– Хотите уподобить лейб-гвардию мужичью неотесанному?

– Нет, хочу привить чистоплотность телесную. Чтобы меньше насекомых в прическе обиталось, чтобы солдат о службе думал, а не о том, где ему пудры раздобыть.

– Постойте, нижние чины превосходно обходятся мукой.

– Ага, и не спят полночи, пока эта квашня на голове не высохнет. А утром квелые ходят.

– Значит, императрицу о запрете на пудру, букли и прочие излишества просить желаете?

– С вашей помощью, господин подполковник. Меня она слушать не станет, я для нее фигура невыдающаяся, а вот вы донести сумеете. Вас она послушает.

– Скажу вам правду, барон. Я сам нахожу моду эту дурной и противоестественной, но так уж устроен человек: не думает об удобстве своем в угоду всяким веяниям.

– Мода – штука переменчивая. Если ветер подует с нужной стороны, сумеем ее изжить или заменить чем-то более полезным. Если вы, господин подполковник, подадите пример, другие, и я в том числе, охотно к нему присоединятся. Ну а с франтами всякими постепенно разберемся.

– Я думаю, не на стрижке единой вы хотите заострить внимание, барон?

– Так точно, господин подполковник. Есть у меня несколько разных вариаций форменной одежды, как для лейб-гвардии, так и для частей пехотных армейских. Пытался совместить красивое с удобным. Посудите, что вышло.

Для роты дворцовой службы мы решили изготовить форму пышную, но все же практичную. Мушкетерские треуголки и гренадерские кепки заменили на кивера а-ля тысяча восемьсот двенадцатый год. Я знал, что Бирону понравится. Есть что-то в них такое, привлекающее взгляд. Ввели серо-голубые кители сюртучного типа с высоким стоячим воротником, погоны в виде эполет для офицеров, портупейные ремни, красные (не широкие и не узкие) штаны, черные сапоги. Епанчу решили оставить, но дополнительно добавили длинную шинель (я замучился объяснять, что это и для чего нужно). Густав еще немного пофантазировал, и получилась довольно сносно выглядящая форма.

Я надеялся, что под шумок смогу протолкнуть и реформу в полевом обмундировании для всей армии, представил Бирону альбом с рисунками, над которыми корпел несколько дней, потратив часть из выданной в награду сотни рублей. Художник из меня так себе, но Чижиков отыскал где-то неплохого рисовальщика, и тот за неплохие деньги воплощал на бумаге мои «дизайнерские» изыскания. Я, конечно, не Юдашкин, но это, может, и к лучшему.