Гвардеец

Есть у меня несколько друзей, поступивших в военное училище. Не все они в итоге стали офицерами, ну да не о том речь.

Я учился в инязе, на всю группу нас было только трое парней, остальные – девчонки, озабоченные не только учебой, но и нехваткой мужского общества. Не стоит думать, что, пребывая в таком «малиннике», мы шли нарасхват. Ирония судьбы: наша троица в глазах сокурсниц котировалась чуть выше плинтуса. Очевидно, дамы видели в нас только зубрил-ботаников, у которых всегда можно списать или выпросить в критический момент шпору. О свиданиях не стоило и заикаться, а ведь среди одногруппниц водились такие красавицы, что ни в сказке сказать ни пером описать. Но они были холодными как айсберг и ненадолго оттаивали лишь в период сессии. В остальное время предпочитали устраивать совместные вечера-посиделки с курсантами. Не помню, каким макаром меня затащили на одну из таких встреч в недорогом, снятом в складчину кафе.

Я сидел за одним столиком с двумя поддатыми парнями в военной форме, носившими прическу по последней курсантской моде – сзади коротко, с окантовкой, зато спереди отращивалась челка не хуже, чем у Преснякова-младшего. Под головным убором этой «красоты» не видно, зато, когда снималась пилотка или фуражка, на лицо падала настоящая копна волос, сквозь которую с трудом можно разглядеть глаза.

Не знаю, какую лазейку в толковании устава нашли модники, но так стриглись почти все старшекурсники. Это у них считалось высшим шиком.

Табачный дымок поднимался кверху, курсанты неторопливо потягивали пиво из высоких бокалов. Многих отпустили до утра, и я мог только догадываться, где они проведут эту ночь.

Звучала томная музыка, кажется, Sade, парочки медленно топтались возле хрипящих стереоколонок.

Партнерш на всех не хватало, поэтому мы пили пиво с орешками и неторопливо беседовали. Разговор зашел на тему, почему ребята выбрали местом учебы именно военное училище.

– Рассчитываешь услышать банальные вещи? – спокойно спросил белобрысый сержант Эдик, заместитель командира взвода, или, по-простому, «замок». – Про семейные традиции, преемственность, долг перед родиной?

– Что-то в этом роде, – не стал темнить я.

Эдик глубоко затянулся, выпустил к потолку колечко дыма, ловко ногтем сбил пепел с сигареты и произнес:

– Ну да, мой папа – «полкан», заканчивал это же училище. Так что насчет традиций ты прав. И родину я люблю, уродину – не уродину, не важно. Но ты не поверишь… – Он склонился ко мне. – Больше всего на свете я тащусь от формы и от оружия. Только ради этого я поступил в училище и не жалею ни капли. Такие вот дела, Гоша. – Он улыбнулся и добавил: – Только девкам не говори, засмеют.

Тогда я удивился: оружие – туда-сюда, еще понять можно, но вот ради каких-то тряпок пять лет носить кирзачи? Глупо.

И все же он не покривил душой. Оказавшись здесь, я тоже проникся этим по полной. Мундир и оружие – вот два предмета особых забот любого военного. То, что они любят иной раз больше всего на свете.