Гвардеец

Густаву – младшему из Биронов – исполнилось тридцать пять лет. Будучи к моменту нашей встречи видным мужчиной в самом соку, он успел послужить в польской армии, заслужив чин капитана панцирных войск. Бардак, творившийся в Речи Посполитой, порядком ему надоел, ибо жалованье изрядно задерживалось, а поляки-шляхтичи больше воевали друг с другом, рубясь на сеймах по каждому пустяку, нежели вступали в схватку с врагом внешним. Какое уж тут продвижение по служебной лестнице, того и гляди, чтобы не оказаться замешанным в заварушку с неизвестным концом. А Густав не любил политику. Будучи по природе человеком прямым и открытым, искал он ратных подвигов и славы и всегда находился в стороне от бурлящей интригами придворной жизни. Когда Эрнест-Иоганн вошел в фавор у Анны Иоанновны, он сразу же разослал приглашения братьям. Густав с радостью откликнулся, и как нельзя вовремя.

Летом 1730 года императрица решила умножить русскую гвардию еще одной пехотной частью – лейб-гвардии Измайловским полком, названным в честь подмосковного имения Романовых – села Измайлово. Есть версия, что он создавался в качестве противовеса полкам старой, еще петровской гвардии (Семеновского и Преображенского), в искренней верности которых Анна Иоанновна могла сомневаться. Как бы то ни было, основу нового подразделения составили рядовые украинской ланд-милиции – в большинстве бедные дворяне, владевшие одним-двумя крепостными. Они получали жалованье, уступавшее армейскому, зато наделялись землей. Майор Хрущев, которому поручили подбирать будущих гвардейцев, искал людей рослых, что в те времена являлось довольно серьезной проблемой, ибо средний рост мужчин в России не превышал ста шестидесяти сантиметров. Для сравнения: прусские пехотинцы были, как на подбор, в среднем метр восемьдесят.

Унтер-офицеров и капралов взяли из армейских частей московского гарнизона. Высший офицерский корпус состоял большей частью из иностранцев – лифляндцев, эстляндцев и курляндцев. Встречались и русские (к примеру, одним из трех майоров был Иван Шипов, служивший полковым квартирмейстером). Густав стал майором Измайловского полка и получил в управление третий батальон. Полковником назначили графа Карла Левенвольде, однако в 1735 году он умер. Спустя несколько месяцев императрица Анна Иоанновна приняла решение стать полковником и шефом измайловцев.

Густав получил очередное повышение – чин подполковника. Ему фактически не раз приходилось брать командование измайловцами на себя. Он пользовался любовью и авторитетом у сослуживцев, считавших его честным, порядочным и верным товарищем. Жил он в счастливом браке с красавицей Александрой, дочерью знаменитого временщика – Меншикова. Ему принадлежал дом, справедливо считавшийся одним из самых красивых в Петербурге.

Как видим, двое из трех Биронов полностью посвятили себя армии – одному из двух настоящих союзников России – и не раз отличились на поле битвы.

Но пока что ничего из этого я не знал и ломал голову, гадая, кому мы понадобились и какое отношение Густав Бирон имеет к легендарному Бирону, вошедшему во все учебники истории.

Мы поднялись на второй этаж.

– К вам посетители, – постучавшись в высокую двустворчатую дверь, сообщил слуга.

– Прекрасно, пускай входят, – раздался веселый голос за стеной.

– Пожалуйте. – Дворецкий распахнул двери.

Огромный рыжий мужчина в ленивой позе полулежал возле кафельной печи на кушетке, закутавшись в роскошный шелковый халат, и курил трубку. Он вальяжно привстал, подошел к нам и неожиданно стиснул в объятиях сначала меня, а потом Карла. Я невольно заскрежетал зубами: вывихнутые во время пытки плечи все еще побаливали, а объятия Густава были поистине медвежьими. Благодаря ежедневным тренировкам руки постепенно разрабатывались, но идеальным их состояние я б не назвал.

Мы представились Бирону.

– Господа, рад встретить вас в здравии. – Густав явно знал о нашем заключении в Петропавловской крепости, но пока избегал говорить на эту тему. – Так редко доводится видеть новые лица соотечественников. Вы ведь из нашей разоренной войною Курляндии?

– Да, – подтвердил Карл. – У нас скромные владения под Митавой.

– Прекрасно, наш род издавна владеет мызой Каленцеем. Бывали? Премилое местечко, память детства. Я там родился. Ох, как же так! Извините покорно: совсем забыл о гостеприимстве. Присаживайтесь. – Густав Бирон показал рукой на роскошные диваны. – Рассказывайте, как там на родине… Я прикажу подать сюда обед. Надеюсь, не откажете в чести откушать со мной?

Мы поспешно закивали, потому что не ели с самого утра. Кроме того, после «тюремных разносолов» хотелось попробовать нормальной домашней пищи.

За окнами барабанил дождь, ветер нагибал верхушки высоченных сосен и гонял опавшую листву. В натопленной комнате было тепло и уютно. Приятная слабость и дремота постепенно обволакивали меня, подобно рассветному туману. Веки налились свинцовой тяжестью. Я осоловело подремывал, даже не пытаясь вслушаться в разговор Бирона и Карла. Надеюсь, хозяин был не в обиде.