ГУЛАГ

В феврале 1966 года состоялся суд над Андреем Синявским и Юлием Даниэлем. Оба были известными писателями, публиковавшими свои произведения за границей, и обоих признали виновными по 70‑й статье в “антисоветской агитации и пропаганде”. Синявскому дали семь лет строгого режима, Даниэлю – пять[1856]. Это был первый случай, когда людей судили не за “тунеядство”, а за содержание их литературных трудов. Месяц спустя в Киеве в обстановке куда большей секретности состоялся суд над более чем двумя десятками представителей украинской интеллигенции. Одного из них обвинили, помимо прочего, в том, что он хранил текст стихотворения Тараса Шевченко, в честь которого в Москве и Киеве названы улицы. Стихотворение было перепечатано без фамилии автора, и “эксперты” определили его как антисоветское произведение неизвестного лица[1857].

Как с тех пор повелось, эти процессы породили новые процессы: другие возмущенные интеллигенты принимались критиковать власти за допущенные в их ходе нарушения советской конституции и законов. В частности, дело Синявского и Даниэля произвело сильное впечатление на молодого москвича Александра Гинзбурга, который уже был заметен в неофициальных культурных кругах. Он составил “Белую книгу” о процессе Синявского и Даниэля, которая ходила по рукам в Москве. Вскоре он и три его “сообщника” были арестованы[1858].

Примерно в то же время киевские процессы глубоко возмутили молодого украинского журналиста Вячеслава Чорновила. Он стал собирать материалы об украинском “правосудии”, указывая на его внутренние противоречия и демонстрируя нелепость обвинений против украинских подсудимых и незаконность их преследования[1859]. Через некоторое время арестовали его самого[1860]. Так интеллектуальное и культурное движение, начало которому положили писатели и поэты, стало движением правозащитников.

Чтобы правильно представлять себе роль движения за гражданские права в СССР, необходимо понимать, что советские диссиденты, в отличие от польских, не создали массовой организации и что советский режим рухнул не только благодаря их усилиям. Были и другие факторы, не менее важные: гонка вооружений, война в Афганистане, экономическая ущербность советского центрального планирования. Диссидентам в СССР удалось организовать лишь несколько публичных демонстраций. Самая, пожалуй, известная из них состоялась 25 августа 1968 года и была протестом против советского вторжения в Чехословакию. Участвовало всего семь человек. В полдень они собрались на Красной площади у храма Василия Блаженного, достали чехословацкий флажок и развернули плакаты: “Да здравствует свободная и независимая Чехословакия”, “Руки прочь от ЧССР!”, “За вашу и нашу свободу”. Прошло всего несколько секунд, и к демонстрантам ринулись агенты КГБ в штатском. Любопытные подавали реплики: “Антисоветчики… Давить их надо… Жидовские морды”. Агенты разорвали плакаты, избили демонстрантов и увезли в милицию. Впоследствии отпустили только Н. Горбаневскую, которая пришла на площадь с трехмесячным ребенком[1861].

Как бы ни были слабы диссиденты, их деятельность очень сильно беспокоила советское руководство, главным образом из-за того, что оно не прекращало стараний распространить социализм на как можно большее число стран и поэтому было чрезвычайно озабочено обликом СССР на международной арене. В сталинскую эпоху можно было утаить массовые репрессии даже от посещающего страну американского вице-президента. В 1960–1970‑е годы весть об аресте одного человека могла облететь весь мир за сутки.

Одной причиной тому было развитие средств массовой коммуникации: работали “Голос Америки”, радио “Свобода”, телевидение. Другая причина – то, что сами советские граждане начали находить новые способы передачи информации. 1966 год стал важной вехой, помимо прочего, благодаря рождению слова “самиздат” (по аналогии с “Госиздатом”). Идея была не нова. В России самиздат, можно сказать, появился почти так же давно, как письменность. Например, в 20‑е годы XIX века по рукам ходили политические стихи Пушкина. Даже в сталинскую эпоху распространение среди друзей прозаических и стихотворных текстов не было совершенно немыслимым делом.

Но после 1966 года самиздат постепенно превратился в излюбленное времяпрепровождение советских граждан. “Оттепель” привила многим из них вкус к чтению неподцензурной литературы, и вначале самиздат был главным образом литературным явлением[1862]. Очень быстро, однако, он стал приобретать более политический характер. В записке КГБ, рассматривавшейся в секретариате ЦК в январе 1971 года, анализировались качественные изменения за пять лет: