Раздался сильный взрыв, и поезд остановился. Люди начали выпрыгивать из вагонов. <…> Я увидел, что поезд стоит в глубокой длинной впадине. Я подумал – все, мне отсюда не выбраться. Самолеты ревели над головой, ноги были как ватные. Каким-то образом я взобрался по откосу и побежал к лесу, до которого было метров 200–250. Там я обернулся и увидел позади себя, на открытом месте, множество людей. В этот миг появилось следующее звено самолетов, и с них по людям начали стрелять…[1494]
Под бомбежку попал и эшелон с заключенными из тюрьмы в Коломые. Некоторые из них погибли, но почти триста человек разбежались. Конвоиры задержали сто пятьдесят из них, но затем отпустили. Как они сами объяснили, им нечем было кормить арестантов и негде их держать. Все местные тюрьмы подлежали эвакуации[1495].
Воздушный налет на арестантский эшелон был, впрочем, событием не слишком частым, поскольку заключенных обычно эвакуировали пешком. К примеру, при эвакуации одной сельхозколонии “семьями и багажом руководящего состава <…> был занят, по существу, весь незначительный гужтранспорт колонии”[1496]. В других случаях по причинам как практическим, так и пропагандистским приоритет перед людьми имело промышленное оборудование. Страна получила жестокий удар на западе, но ее руководители пообещали наладить производство к востоку от Урала[1497]. Неудивительно, что “значительная масса” (а лучше сказать – подавляющее большинство) заключенных, передвигавшаяся, по словам Наседкина, “пешим порядком”, перенесла все ужасы изнурительных переходов, описания которых зловеще напоминают описания передвижения узников нацистских концлагерей четыре года спустя. “Транспорта у нас нет, – сказал начальник кировоградской тюрьмы заключенным после страшной бомбежки. – Дойдет тот, кто дойдет. Протезы не протезы, все будут идти. Того, кто идти не сможет, – пристрелим. Мы немцам никого не оставим. Так что учтите: вы – хозяева своей жизни. Пока – вы”[1498].
И люди шли, хотя многим не было суждено добраться до места назначения. Быстрое продвижение немцев нервировало чекистов, а когда они нервничали, они начинали стрелять. 2 июля на восток пешим порядком двинулись 954 заключенных из тюрьмы в Черткове на Западной Украине. По пути возглавлявший этап сотрудник НКВД, согласно обнаруженной в архиве докладной записке, приказал расстрелять “123 заключенных – членов ОУН” якобы “при попытке восстать и бежать”. После более чем двух недель ходьбы, когда наступающие немцы находились на расстоянии 20–30 километров, он приказал расстрелять почти всех остальных[1499].
Тем, кто избежал расстрела, иной раз приходилось немногим лучше. Наседкин писал: “Аппараты ГУЛАГа в тыловых районах были мобилизованы на обеспечение проходивших эшелонов и этапов заключенных медико-санитарным обслуживанием и питанием”[1500]. А вот как описывает эвакуацию из кировоградской тюрьмы М. Штейнберг, политическая заключенная, арестованная в 1941 году по второму разу: