Клейст высказался за то, чтобы «атаковать немедленно, не теряя времени». Тут же в соответствии с планом, отработанным на командно-штабных учениях, ОКВ предоставило в его распоряжение два воздушных корпуса. Однако Гудериан возразил, так как 2-я танковая дивизия могла не успеть выйти на исходные позиции для атаки широким фронтом, что, по его мнению, было существенно важно. В любом случае, времени для того, чтобы разослать приказы, осталось очень мало. Клейст отверг возражения Гудериана. Инцидент имел определенное значение, ведь в нем отразилась некоторая нерешительность Гудериана, появившаяся у него, как предположил Алистер Хорн, в результате шока, полученного при налете французской авиации. Словно смерть овеяла его своим дыханием. Это маловероятно, хотя еще в 1918 году Фуллер высказывал мнение, что бомбардировка неприятельского штаба может «нейтрализовать ясность мышления». Данный случай подтверждает – Клейст четко отдавал себе отчет в возможностях танков относительно времени и пространства, несмотря на критику Гудериана, которому было суждено еще не раз попадать в неприятные ситуации. На обратном пути после совещания у Клейста пилот Гудериана потерял ориентировку и чуть было не приземлился в расположении французских войск. Обоих спасла память Гудериана, благодаря которой он быстро определил подлинное местонахождение – в 1915 году Гудериан совершал разведывательные полеты над этой местностью в качестве летчика-наблюдателя.
Планирование форсирования Мааса – классический пример смешения импровизации и предусмотрительности Генерального штаба. Начало операции было намечено на 16.00 13 мая. Этому должна была предшествовать интенсивная артиллерийская и воздушная подготовка вместо поддержки с воздуха в ходе самого форсирования. У армейских и авиационных штабов уже не оставалось времени для координации действий и рассылки детальных письменных приказов, однако Неринг посчитал, что ситуация очень похожа на ход недавних командно-штабных военных учений, и потому вполне достаточно воспроизвести учебные приказы, изменив лишь время с 10.00 на 16.00. Из штаба корпуса эти приказы вышли в 08.15 13 мая, а из штаба 1-й танковой дивизии в 12.00. ВВС, поставленные перед той же проблемой, просто проигнорировали приказы Клейста и действовали в соответствии с планом, ранее согласованным с Гудерианом. Однако летчикам было проще – их базы находились вдали от передовой.
Другими словами, вместо атаки одновременно силами пяти дивизий, как было предусмотрено планом, могла получиться осечка. С уверенностью немцы могли пока рассчитывать лишь на две дивизии. В результате обоим корпусам пришлось преодолевать крупную водную преграду с ходу и при сопротивлении противника. В прошлом такие операции считались нежелательными, а в будущем многие командиры, боясь риска, будут от них отказываться. Гудериану вовсе не нужно было попадать под бомбы, чтобы у него возникли сомнения относительно благополучного исхода этого мероприятия.
Первой в бой за Седан вступила 1-я танковая дивизия, хотя в действительности все дело свелось к ожесточенной артиллерийской перестрелке и схваткам в воздухе. Танки почти не принимали участия в сражении, а пехота пошла вперед, лишь когда немецкая авиация захватила господство в воздухе, и были подавлены французские батареи. Немцы обнаружили, что не в состоянии приступить к форсированию реки, пока работала французская артиллерия, и что их собственные орудия заняли невыгодные позиции на подступах к реке. Гудериан разрешил полевым частям вести огонь с закрытых позиций и в то же время потребовал, чтобы 102-й зенитный полк поддерживал переправу, «для этой цели ему следует выдвинуть свои орудия как можно дальше вперед». На самом деле Гудериан хотел, чтобы мощные 88-мм зенитные орудия (такого типа, которые в будущем будут установлены на его самых тяжелых танках) вели огонь прямой наводкой вместо танков. Суть дела в том, что это высокоточное орудие большого калибра способно поражать точечные цели с куда большим успехом, нежели танковые пушки меньшего калибра той поры. Это был тот момент, когда чрезвычайно пригодились бы тяжелые танки или самоходные штурмовые орудия, но последних к тому времени находилось на вооружении всего 55 штук (большая часть – в корпусе Гудериана), и оснащены они были все теми же низкоточными 75-мм пушками, что и Т-IV.