Grunge Pool Drive 85

– Хочешь сказать, я набиваю себе цену? Выпрашиваю больше похвал, притворяясь, что совершила пустяковое дельце? Будто со мной подобное каждый месяц случается, и мне это ничего не стоит? Вы все думаете, что знаете меня лучше, чем я. Знаете, в чем я убеждена и какая у меня мотивация… Но вы ни черта не знаете! В этом ваша главная проблема. Мне не нужно ничье признание. Мне не нужно, чтобы мной восхищались, чтобы крутили по телеку репортажи с кадрами моего обгоревшего тела, чтобы журналисты преследовали меня… – голос дрожал и наливался хрипом с каждым последующим словом, по щекам сбегали горячие слезы, хотя я совсем не планировала плакать. Мне было так жалко себя, что я уже не могла остановиться и накрыла лицо ладонями.

– Я не хочу, чтобы меня считали героем и спрашивали, каково это. Чтобы превозносили за вполне естественный для человека поступок. Все это так лицемерно. Так убого. И я не достойна уважения. Я с радостью отдала бы свое место кому-то другому. Я чуть не сгорела там. Я чуть не сгорела вместе с ними. Когда я их в-вытащила, я посмотрела на с-свои руки. Они были черными и т-тряслись, я даже не могла взять в руки чертов т-телефон и вызвать скорую. А когда я п-пришла в себя на следующее утро, к-когда попробовала моргнуть, растянуть рот, увидела свои руки, п-попросила зеркало… Я… Я… Лучше бы всего этого не случалось. Н-никогда. Это было не мое лицо, Гектор, не мое лицо, понимаешь? Это была глиняная маска, запеченная на углях. Никто не желает этого п-понимать. Я смотрела на себя, а своего лица не видела. Вместо него был огромный ожог, а потом появились волдыри, и как же мне было больно, Гектор, как больно! И днем, и ночью боль, из-за которой я не ела, не спала, а только хотела сдохнуть, и никакие таблетки и мази не могли заглушить ее…

Сорвавшись, я в голос зарыдала, проклиная себя за чудовищную несдержанность. Слишком долго во мне копилось все это дерьмо, не высказанное, не осмысленное, а вырвалось именно в присутствии Гектора, в самый неподходящий момент, будто меня проткнули толстым шилом, и грязная жижа радостно заструилась наружу…

Я захлебывалась, словно тонула, и не могла это остановить. Легкие содрогались, как в приступе астмы, руки мелко тряслись. Гектор прижался к обочине, остановил автомобиль и полуобернулся ко мне.

– Послушай меня. Я не могу представить, что ты пережила. Невыносимо видеть твои слезы… Все позади, Сара. Позади, – Соулрайд безуспешно пытался придать нежности своему грубому голосу. – Боли уже не будет. Поплачь. Наверное, так тебе полегчает, я не знаю точно. Я хочу лишь сказать… то есть… именно за твою стойкость тобой и восхищаются. Весь Уотербери знает, в каком состоянии тебя доставили в госпиталь…

Гектор предпринял попытку обнять меня, но, завидев эти длинные руки рядом с собой, я оттолкнула их, чего-то испугавшись.

– Я знал, что ты не захочешь, – раздраженно произнес он и отстранился.

– Зачем ты приехал к больнице? Чего ты там ждал? Откуда ты знал, что я сбегу оттуда именно сегодня? Зачем купил эту еду? Для кого? Что все это означает?!

Мой голос звучал угрожающе, но Соулрайд не спешил давать ответы, а глядел перед собой, нервно покусывая губу. Я подумала, что наедине со мной он оказался совсем не таким ублюдком, каким я видела его на Перл-Лейк-Роуд. Но почему-то сейчас я презирала его, будто именно Гектор был повинен в том, что случилось.

Мы молчали, пока я окончательно не успокоилась. Наладив дыхание и устранив постыдные слезы, я подняла глаза на Соулрайда. Его вид полнился решимости и негодования, взгляд потемнел, а лицо будто постарело. Он выглядел довольно притягательно, когда отрицательные эмоции обуревали им, но не настолько, чтобы я тут же потеряла голову.

– Сара, – пробасил он. – Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Я молчала, физически ощущая, как одно его присутствие давит на меня, когда он говорит с такой требовательной интонацией.

– Ты ничего не хочешь рассказать мне, Сара? – повторил Соулрайд и заглянул в глаза.

– Отвези меня домой.

– Что ты сказала? Домой?

– Риджфилд-авеню, 17.

Гектор не на шутку разозлился, но просьбу выполнил. Всю дорогу я слушала его гневное сопение, пока мы не остановились у дома Патрика. Едва я двинулась, чтобы покинуть салон, мужчина мягко удержал меня и спросил:

– Я действительно так неприятен тебе?

Это прозвучало с таким наивным непониманием, что я едва подавила злорадную улыбку. Жестоко оставив вопрос без ответа, я покинула переднее пассажирское. Автомобиль умчался сразу, как только дверь за мной захлопнулась. Я проводила его самодовольным взглядом, спрятав руки в карманы.

Переступая порог дома, я ощущала, как толчками нарастает во мне безудержная радость. Восемьдесят пятый привез меня домой. Ничто не могло затмить этой мысли. Ибо она сияла, как свежий снег под солнцем, ослепляя и опьяняя своими перспективами.

Ехать по кругу

– Парней меняешь, как перчатки.