Верховный Клинок был известен своими зваными обедами. Они всегда проходили в интимном кругу — не более двух-трех участников. Преломить хлеб с Верховным Клинком — это была великая честь, и обеды Ксенократа являлись частью его дипломатической стратегии: он всегда приглашал серпов, которые терпеть не могли друг друга, с целью подружить их или хотя бы разрядить обстановку. Иногда это удавалось, иногда нет.
— Кто там был? — спросил Константин.
— Я принял звонок в другой комнате…
— Хорошо, но кто присутствовал на обеде?
— Двое серпов, — ответил Ксенократ. — Твен и Брамс.
Анастасия хорошо знала Твена. Он утверждал, что он независимый серп, но, когда дело касалось серьезных решений, почти всегда вставал на сторону старой гвардии. О Брамсе же она только слышала из разговоров коллег.
— Его посвятили в Год Улитки, — как-то рассказала ей серп Кюри. — Очень подходяще, потому что за этим типом, куда бы он ни шел, тянется склизкий след.
Однако она добавила, что Брамс безвредный. Пофигист и лентяй, который только выполняет что положено и не больше того. Не похоже, чтобы заговор против них мог организовать такой человек.
Незадолго до окончания перерыва Анастасия подошла к серпу Брамсу, стоявшему у стола с десертами. А вдруг удастся выяснить, на чьей он стороне?
— Не знаю, как насчет вас, — начала она, — но у меня на конклавских обедах никогда не доходит до десерта.
— Фокус в том, чтобы есть медленно, — отозвался Брамс. — «Тише ешь — дальше будешь», говаривала моя матушка.
Он взял со стола кусок пирога, и Анастасия заметила, что руки у него дрожат.
— Вам стоило бы провериться, — заметила она. — Возможно, вашим нанитам нужна подстройка.
— Нет, это просто от волнения. Не каждый день мы выбираем нового Верховного Клинка!
— Серп Кюри может рассчитывать на ваш голос?
Брамс усмехнулся.
— Скажем так: я совершенно точно не стану голосовать за Ницше!
После чего он извинился и растворился в толпе вместе с куском яблочного пирога.
Торговцам оружием сообщили, что для них на конклаве нет времени и отправили восвояси. Всеобщее внимание было сосредоточено на серпах Ницше и Кюри: каждый из них сейчас попробует убедить коллегию избрать именно его или ее.
— Знаю, ты не в восторге, — сказала Анастасия Мари, — но тебе придется сделать вид, будто очень этого хочешь.
Серп Кюри воззрилась на нее, приподняв бровь:
— Ты дерзаешь инструктировать меня, как лучше продать себя коллегам?
— Нет, — ответила Анастасия, но вспомнила о методах серпа Моррисона, продвинувших его весьма далеко. — Хотя вообще-то да. Вся эта затея весьма напоминает конкурс на самого популярного ученика старшей школы. А я к старшей школе гораздо ближе, чем ты.
Серп Кюри печально усмехнулась:
— Не в бровь, а в глаз, Анастасия. Именно так и можно назвать организацию серпов: старшая школа с убийством.
Одним из последних актов Ксенократа на посту Верховного Клинка стало объявление о порядке послеобеденного заседания: сначала оба претендента произнесут импровизированную речь; за этим последуют дебаты под надзором Гласа Закона, сидящего по правую руку от Верховного Клинка. Затем, после сессии вопросов и ответов, состоится тайное голосование. Секретарь, сидящий по левую руку от Ксенократа, подсчитает голоса.
Чтобы решить, кто выступит первым, претенденты воспользуются сверхсовременным и высокотехнологичным способом, а именно: подбросят монетку. К сожалению, поскольку физические деньги давно уже стали редкостью, одного из подмастерьев послали за ней наверх, в офисы коллегии.
И пока все ожидали монетку, события приобрели не просто невероятный, а прямо-таки сюрреалистический оборот.
— Прошу прощения, Ваше превосходительство, — произнес дрожащий голос. И снова, немного тверже: — Ваше превосходительство, прошу прощения!
Говорил серп Брамс. Что-то в нем неуловимо изменилось, но Анастасия не могла понять что.
— Почтенный серп Брамс! — отозвался Ксенократ. — Если у тебя есть что сказать, давай быстрее, нам некогда.
— Моя кандидатура…
— Сожалею, Брамс, — перебил его Верховный Клинок, — но ты не можешь выдвинуть самого себя, это должен сделать кто-то другой.
В зале раздалось несколько пренебрежительных смешков.
— Я хочу выдвинуть не себя, Ваше превосходительство. — Брамс прокашлялся, и в этот момент Анастасия поняла, что в нем изменилось. Он переоделся в другую мантию! Тоже из персикового бархата с голубой оторочкой, но… на ней сияли звезды опалов.
— Я выдвигаю в кандидаты на пост Верховного Клинка… почтенного серпа Роберта Годдарда.
На секунду повисла тишина. А потом раздалось еще несколько смешков, но уже не пренебрежительных, а нервных.
— Брамс, — размеренно промолвил Ксенократ, — на случай, если ты забыл, серп Годдард уже год как мертв!
И тогда тяжелые бронзовые створки дверей начали медленно раскрываться.
• • • • • • • • • • • • • • •
Я знаю, что такое боль. Скорее не физическое страдание, но боль от осознания того, что назревает нечто ужасное, а ты не в силах этому помешать. При всем моем интеллекте, при всей власти, врученной мне человечеством, есть вещи, которых я не могу изменить.