Ярые приверженцы серпа Кюри — Мандела, Сервантес, Анджелу, Сунь-цзы и другие — окружили ее, словно оборонительный вал. Как всегда, Анастасия чувствовала себя среди великих мира сего не в своей тарелке, и тем не менее они дали ей место в самой середине, как равной.
— Каковы наши перспективы? — спросила серп Кюри, ожидая, что найдется хотя бы кто-нибудь, достаточно храбрый, чтобы ответить честно.
Серп Мандела в смятении покачал головой:
— Не знаю. Нас больше, чем преданных последователей Годдарда, но остается еще добрая сотня серпов, не примкнувших ни к кому. Они могут проголосовать и так, и эдак.
— Спросите меня, так надпись уже горит на стене[29], — проворчал серп Сунь-цзы, вечный пессимист. — Вы разве не слышали, какие вопросы они задавали? «Как упразднение квот повлияет на наш выбор метода прополки?» Или «Будут ли внесены послабления в закон, запрещающий вступление в брак или партнерство?» Да «А нельзя ли убрать и генетический индекс, чтобы серпов не наказывали за этническую предвзятость?» — Он с отвращением покачал головой.
— Это верно, — признала Анастасия. — Почти все вопросы адресовались серпу Годдарду.
— И он отвечал как раз то, что они хотели услышать! — прибавил серп Сервантес.
— Что поделаешь, — горестно вздохнула серп Анджелу, — таков порядок вещей.
— Но мы же не такие! — возмутился Мандела. — Нас не прельстишь сверкающими побрякушками!
Сервантес оглянулся по сторонам.
— Скажи это всем, кто нацепил на мантию самоцветы!
И тут в беседу вступил новый голос. Серп Эдгар По — вечно мрачный, пожалуй, даже еще более угрюмый, чем его исторический покровитель.
— Не хочу каркать[30], — скорбно произнес он, — но голосование-то тайное. Уверен, найдется множество таких, кто поддакивает серпу Кюри в лицо, а на самом деле проголосует за Годдарда.
Истина сказанного постучалась всем присутствующим прямо в сердце — точно так же как ворон постучался в дверь поэта.
— Нам нужно больше времени! — простонала Мари, но время было роскошью, роскошью, им недоступной.
— Да ведь в этом весь смысл голосования в тот же день! — напомнила серп Анджелу. — Чтобы не дать времени на интриги и запугивания, которых иначе не избежать.
— Но он же просто заговаривает им зубы! — яростно зашипел Сунь-цзы. — Явился неизвестно откуда и обещает молочные реки в кисельных берегах! Разве можно обвинять этих бедняг за то, что он их обворожил?
— Мы выше этого! — продолжал настаивать Мандела. — Мы — серпы!
— Мы люди, — напомнила ему Мари. — А люди склонны ошибаться. Поверь мне, если Годдарда изберут Верховным Клинком, половина из тех, кто проголосовал за него, раскаются уже на следующее утро, да будет поздно!
Все больше и больше серпов подходили к Мари и выражали ей свою поддержку, но хватит ли ей голосов, по-прежнему оставалось неясным. За несколько минут до окончания перерыва Анастасия решила пустить в ход свои средства. Она поговорит с молодыми серпами — возможно, удастся перетянуть на свою сторону тех, кто поддался чарам Годдарда. И конечно же, первый, на кого она наткнулась, был серп Моррисон.
— Жаркий денек, а?
Анастасии было не до него.
— Моррисон, будь добр, оставь меня в покое!
— Слушай, ну что ты такая… злючка! — Запинка ясно указывала, что он чуть не бухнул «сучка».
— Я очень ответственно отношусь к служению серпа, — отчеканила она. — И уважала бы тебя больше, если бы и ты относился так же.
— Я тоже ответственно! Если ты забыла, то это я первым поддержал кандидатуру Гранд-дамы Смерти! Я знал, серпы нового порядка ополчатся на меня, но все равно сделал это.
У Анастасии возникло чувство, будто ее вовлекают в некую игру, которая отнимает драгоценное время.
— Если ты действительно хочешь принести пользу, Моррисон, то пусти в ход свою симпатичную физиономию и все свое обаяние, чтобы привлечь к серпу Кюри больше сторонников!
Моррисон разулыбался.
— Так ты считаешь, я симпатичный?
Все, с нее хватит. Пустая трата сил и времени. Анастасия устремилась дальше, но тут же остановилась как вкопанная, услышав брошенную ей вслед реплику Моррисона:
— Жуть, правда? В смысле, что Годдард не совсем Годдард.
Она повернулась к Моррисону. Его слова острым крюком вцепились ей в мозг, причиняя почти физическую боль.
Увидев, что снова завладел ее вниманием, собеседник добавил:
— Я имею в виду, у человека голова — она же вроде как только десять процентов от тела, правильно?
— Семь, — поправила Анастасия, вспомнив учебник анатомии. Шестеренки в ее мозгу, замершие на несколько мгновений, теперь закрутились с редкостной энергией.
— Моррисон, ты гений. То есть ты, конечно, дурак, но ты все равно гений!
— Спасибо. Наверное.
Двери уже открылись, приглашая серпов обратно в зал. Анастасия шла, ища глазами дружественные лица, — лица тех, кто, как она знала, могли бы пойти ради нее на риск.