Гроздья гнева

Том видел, как дядя Джон, отец и проповедник поднимают брезент на шесты, как мать, стоя на коленях, сметает пыль с матрацев. Новых соседей кольцом окружили дети, молчаливые, босоногие, чумазые. Том сказал:

– В наших местах раздавали листки – оранжевые. Там было написано, что здесь требуется много народу на сбор урожая.

Молодой человек рассмеялся.

– Сюда, говорят, триста тысяч понаехало, и, наверно, нет такой семьи, которая не видала бы этих листков.

– Да если нет нужды в людях, какой смысл их печатать?

– А ты пошевели мозгами.

– Я хочу разобраться, в чем тут дело.

– Слушай, – сказал молодой человек. – Предположим, ты предлагаешь работу, а охотник на нее найдется только один. Значит, сколько он ни запросит, столько ты и дашь. Теперь предположим, что охотников не один, а сотня. – Он отложил инструмент в сторону. Взгляд у него стал суровый, голос звучал резко. – Предположим, что до этой работы дорывается сотня человек. Предположим, у них есть дети, и дети сидят голодные. На каких-нибудь десять центов их можно накормить маисовой кашей. Предположим даже, что и на пять центов купишь чего-нибудь. А народу набежала целая сотня. Предложи им такой заработок, да они из-за него горло друг другу перервут. Знаешь, сколько мне платили на последнем месте? Пятнадцать центов в час. За десять часов полтора доллара. А жить там поблизости не позволяли. Пока доедешь, сколько одного бензину сожжешь. – Злоба душила его, глаза горели ненавистью. Вот для этого листки и печатают. Пятнадцать центов в час за полевые работы… А на те деньги, которые хозяева сэкономят, такие листки можно выпускать тучами.

Том сказал:

– Вот дерьмо-то.

Молодой человек резко рассмеялся:

– Дерьмо! Ты здесь поживи немного, – если учуешь, где пахнет розами, позови меня, я тоже понюхаю.

– Но здесь должна быть работа, – гнул свое Том. – Сколько здесь всего – фруктовые сады, виноградники, огороды! Здесь люди нужны. Я же видел, сколько здесь всего растет.

В палатке рядом с машиной заплакал ребенок. Молодой человек прошел туда, и за брезентовой стенкой послышался его тихий голос. Том взял коловорот и стал притирать клапан, водя рукой по пол-оборота в обе стороны. Ребенок утих. Молодой человек вышел из палатки и остановился, глядя на Тома.

– Ничего, справляешься, – сказал он. – Хорошо, когда руки умелые. Это тебе пригодится.

– Ну, а как же все-таки? – снова начал Том. – Я ведь видел, сколько здесь всякого добра растет.

Молодой человек присел на корточки.

– Слушай, – сказал он. – Я работал в одном саду. Громадный – конца-краю не видно. Собирали персики. Круглый год его обслуживают девять человек. – Он выразительно помолчал. – А когда персики поспевают, туда требуется на две недели три тысячи человек. Не найдут столько – все погниет. Так что они делают? Рассылают эти листки во все концы. Требуется три, а приходит шесть тысяч. Воля хозяйская – сколько им вздумается, столько и платят. А не хочешь работать за такую плату, пожалуйста – на твое место зарится тысяча человек. Ну, ты рвешь, рвешь эти персики, и наконец – все, больше не осталось. А ничего другого в тех местах нет. Одни персики, и поспевают все в одно время. Если уж снято, так все до последнего. Больше в этих местах делать нечего. И хозяева теперь не хотят, чтобы ты там торчал. А таких, как ты, три тысячи. Работа кончена. Кто тебя знает – может, ты вор, или пьяница, или скандалист. А кроме того, и вид у тебя не бог весть какой – живешь в старой палатке; местность красивая, а ты смердишь тут. Нечего тебе здесь делать. Ну и гонят в три шеи – поезжай дальше. Вот так-то.

Том посмотрел на свою палатку и увидел, что мать, двигаясь тяжело и медленно от усталости, разжигает небольшой костер из всякого хлама и ставит на огонь котелок. Дети подступили еще ближе, и спокойные, широко открытые детские глаза следили за руками матери. Дряхлый, сгорбленный старик выполз из палатки, точно барсук, и заковылял к ним, втягивая на ходу воздух ноздрями. Он заложил руки за спину и стал рядом с детьми, наблюдая за матерью. Руфь и Уинфилд стояли к ней вплотную и воинственно поглядывали на чужаков.

Том сказал злобно:

– Эти персики надо снимать сразу? Как только поспеют?

– Конечно.

– А что, если всем сговориться и заявить: «Пусть гниют». Небось живо плату повысят!

Молодой человек поднял голову и взглянул на Тома – взглянул насмешливо.

– Нечего сказать, придумал. Своим умом до этого дошел?

– Я устал, – ответил Том. – Всю ночь сидел за рулем. Я сейчас из-за любого пустяка могу сцепиться. Устал как собака. Ты уж меня не задирай. Ответь, когда спрашивают.

Молодой человек усмехнулся.

– Да нет, это я просто так. Ты здесь недавно. А те, кто тут поработал, они уже понимают, что к чему. И те, у кого сады, те тоже понимают. Вот слушай: если сговариваться и действовать заодно, нужен вожак – без вожака не обойдешься: ведь говорить кому-то надо. А стоит только ему открыть рот, его сейчас же схватят и посадят в тюрьму. Появится другой, и его туда же.

Том сказал:

– Что ж, в тюрьме, по крайней мере, кормят.