Гротеск

Аньцзи разозлился — по деревне и так ходили разговоры, что за него из-за бедности никто не пойдет замуж. Серьезному и работящему Аньцзи шуточки брата вставали поперек горла. Сам Гэньдэ водил компанию только с самыми большими лентяями, которых в деревне не любил никто.

— Кончай свои дурацкие шутки!

Не представляю, как можно было до такой степени вывести из себя всегда спокойного Аньцзи. Я никак не могу понять: что же такое человек? Это всех касается, и меня в том числе. Аньцзи сделался другим человеком после того, как убил брата. Он совсем как дед — перестал разговаривать. Брат так и не женился и живет в деревне с родителями.

Может, на нашей семье какое-то проклятье? На меня и старшего брата накатила ярость, и мы стали убийцами. В наказание брату придется прожить остаток жизни в нужде и одному, меня за убийство г-жи Хираты посадят в тюрьму в чужой стране. А моя любимая сестричка Мэйкунь трагически погибла по пути в Японию. У меня никого и ничего не осталось.

Сейчас я думаю: а может, деду пришлось уносить ноги из Фуцзяни, из родных мест, бежать от людей из-за своих несчастных пророчеств — слишком много их было? Вполне возможно, он предвидел, какое мрачное будущее ждет нашу семью. Потому-то дед и закончил свои дни в углу пещеры, сидя как бессловесная кукла.

А вот если бы дед предупредил меня, сказал хотя бы: «Убийца в нашей семье — это ты. Смотри!» — я, наверное, жил бы с оглядкой. И в Японию бы не приехал. Не пересеклись бы наши пути с г-жой Хиратой, сестра была бы жива, убийство г-жи Сато на меня бы не навешивали; работал бы себе на фабрике в наших местах, получал бы по одному юаню в день и был бы доволен. Так бы и жил. А у меня вон как неудачно сложилось. Как подумаешь, так тошно становится.

За убийство г-жи Хираты нет мне прощения. Его невозможно заслужить. Будь такая возможность, я бы отдал за это свою никчемную жизнь.

Однако в тринадцать лет я и вообразить не мог, какое будущее меня ждет. Я злился на Аньцзи за то, что он сделал, и никак не желал успокоиться. Еле-еле выносил вздохи родителей по Гэньдэ и бессердечные слухи, которые распускали о нас в деревне. Осуждал Аньцзи. Но странное дело — где-то в глубине души я очень ему сочувствовал.

В конце концов, все произошло не просто так. Были причины. Кое-какие черты в характере Гэньдэ мне тоже совсем не нравились. Он любил бездельничать, гонялся за каждой юбкой, крал у отца деньги и тратил на выпивку. Никудышный был парень. Кто-то даже видел, как он сношался с козами. Отец просто не знал, куда деваться от стыда.

Сказать по правде, всем нам было так стыдно за Гэньдэ, что когда он погиб и стало ясно, что Аньцзи, наследнику отцовского хозяйства, тюрьма не грозит, я вздохнул с облегчением. Если бы Аньцзи посадили, наше поле перешло бы мне, но это был бы не подарок судьбы, а медвежья услуга. Это привязало бы меня к крошечному клочку земли, я бы так и прожил в нужде, не увидев цивилизованного мира.

У нищих крестьян из внутренних районов Китая есть единственное богатство. Свобода. До нас никому нет дела, мы предоставлены самим себе. Иди куда хочешь, делай что хочешь, можешь умереть в канаве — есть у тебя такое право, никто слова не скажет. Уже тогда у меня в мыслях было только одно: как бы удрать в город от такой свободы.

После смерти Гэньдэ я стал пасти коз вместо него. Так захотел отец. Но когда мне исполнилось восемнадцать, я устроился неподалеку на фабрику, где делали соломенные шляпы и набивали соломой подушки. Коз пришлось продать — у матери заболел желудок и понадобились деньги на лечение. На фабрике, где некуда было деться от соломенной крошки, мне все равно нравилось больше, чем в поле или на пастбище с козами. Платили, правда, мало — всего юань в день, но для нашей семьи, вообще редко видевшей деньги, и это казалось роскошью.

Тем временем у соседей двое сыновей — второй и третий — засобирались на заработки в город, на побережье. Чтобы накормить все рты, земли у них не хватало, а найти работу в деревне молодежи не было никакой возможности. Да и жениться было не на ком. Оставалось шататься по деревне, как Гэньдэ, и устраивать всякие мелкие пакости.

Один мой приятель с детства по имени Цзянь Пин уехал на заработки в город Чжухай. Это провинция Гуандун. Там потом устроили особую экономическую зону. Цзянь Пин попал на стройку, мешал цемент, таскал доски. На деньги, которые он посылал домой, семья купила цветной телевизор, мотоцикл. Зажили так, как никому и не снилось. Я страшно завидовал и мечтал тоже перебраться в город. Цзянь Пин писал мне, рассказывал, как ходил с девчонкой в кино, первый раз побывал в ресторане и попробовал гамбургер. Такое только во сне можно увидеть.

Хотелось вырваться из деревни побыстрее. Но где взять деньги? На один юань в день билет на поезд — а ехать было далеко — не купишь. Я попробовал копить — какое там!.. Оставалось занять у кого-нибудь. У кого? У нас в деревне таких богачей не водилось. Надо было что-то придумать, достать деньги и рвануть вслед за Цзянь Пином на побережье. Это стало моей единственной мечтой.