Но разговор с врачами не давал повода для таких мыслей. Он задал прямой вопрос Бартлету. И хотя его ответ был осторожным и неопределенным, хотя врач всячески подчеркивал неосведомленность о характере болезни и ее течении, в его словах было нечто большее, чем просто желание успокоить. Он выразил надежду, что Поль избежал страшных последствий болезни. Он даже высказал предположение, что, если в ближайшие два дня состояние Поля будет улучшаться, весьма возможно, он благополучно выпутается из этой истории. И от этого осторожного оптимизма или оптимистической осторожности у Поля вновь возникло чувство вины и растерянности.
Когда Поль увидел, что из штабной палатки выходит Хоуп Уилсон, он страшно обрадовался и приветствовал ее с таким энтузиазмом, с каким земляки приветствуют друг друга, встретившись на другом краю света в незнакомом месте. Значит, она тоже избежала заражения.
— Мисс Уилсон!
— Мистер Донован!
Поль мгновенно почувствовал по ее интонации, что она испытала такое же облегчение, увидев его здоровым.
— Боже, как приятно вас видеть! — воскликнул он.— Я хочу сказать… А-а… то есть… Как приятно кого-нибудь увидеть.
Поль умолк в смущении. Он хотел сказать вовсе не это. А если и это, то сказал совсем не так. Опять получилось неуклюже, опять он мямлил и чувствовал себя неловко. Он вспомнил их предыдущую встречу, вспомнил, как ему было трудно говорить с ней. Правда, тогда он был болен и занят сыном Праттов… Воспоминание о неловкости предыдущей встречи и неудачное начало разговора заставили его покраснеть, в ушах зазвенело. И дело было вовсе не в болезни. А в самой Хоуп. Странно, ведь он знал эту женщину совсем мало. И вроде бы ничего особенного к ней не чувствовал. Поэты когда-то назвали это «химией любви». Но он как биолог в это не верил.
— Я понимаю, что вы хотите сказать,— улыбаясь, сказала она.— Я почувствовала то же самое, когда вас увидела. Все это ужасно, не правда ли? А вы совсем не болели? — спросила она.
— Немножко,— ответил Поль.— Однако самое худшее, когда не знаешь, чем болен.
— Конечно,— сказала она,— плохо не знать… Но есть вещи и похуже… Это… это просто ужасно…
— Ваши тетя и дядя? — спросил Поль, бросив взгляд на палатку госпиталя.
— Да,— ответила она,— они там.
— Мне очень жаль,— сказал он тихо.— Я пришел повидать миссис Дженкинс. Она без сознания.
— Это… это ужасно.
— А вы не больны?
— Кажется, нет! Во всяком случае, пока. А вы?
— Я болел прошлой ночью. И сегодня с утра чувствую слабость, но небольшую. Безусловно, это не сравнится с тем, что приходится переносить любому из них. Слушайте,— спросил Поль,—вы уже пили кофе? Доктор Бартлет сказал мне, что где-то есть полевая кухня, которая выдает питание: Вы же знаете, как функционирует армия во время катастроф. Что ни случись, у них всегда есть кофе и пирожки.
— Я с удовольствием выпью чашечку кофе.
Они прошли к палатке-столовой, разбитой рядом с полевым госпиталем во временном городке, который армия соорудила в центре Тарсуса. Поль не мог не восхищаться эффективностью операции, проведенной армией, но ряды деревянных столов и скамеек в столовой действовали угнетающе. Особенно теперь, при таком безлюдье. Они налили кофе из большого кофейника, стоявшего на одном из столов. Когда они брали сахар и сливки, Поль повернулся и сказал Хоуп:
— Вы, наверное, не хотите пить здесь, правда? Она осмотрелась, сморщила нос и сказала:
— Нет, не очень.
— Тогда пойдемте под дерево,— предложил Поль.
— Прекрасно,— сказала она.
Они вышли и вынесли чашки с кофе на широкую лужайку перед госпиталем.
— Здесь живут Питерсоны,— сказала она.— Я их тоже видела в госпитале.
Под березками стояли старинные скамьи из кованого железа, но Хоуп и Поль прошли дальше и сели на траву. Некоторое время они пили кофе молча. Хоуп первой нарушала молчание:
— Я понимаю, что все больны, но мой дядя… Он просто сошел с ума.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Поль.
— Это ужасно, просто ужасно. Он все время говорит, что он мертв. Всю ночь пролежал не двигаясь, только плакал и повторял без конца, что он мертв. Дело не в том, что он умирает или боится умереть. Он по-настоящему думает, что уже умер. И он не в бреду. Когда я хотела его успокоить и сказала, что он жив, он мне ответил, что это очень мило с моей стороны говорить так, но он-то знает, что уже мертв.
— Не понимаю,— сказал Поль,— может быть, это следствие высокой температуры.
— Может быть,— ответила она неуверенно.— Доктор Бартлет никак не мог это объяснить.
— А ваша тетя? — деликатно спросил Поль.
— Она не так больна, как он, и, кажется, в здравом уме. Меня, однако, пугает то, что у нее астма, а эта болезнь, возможно, ухудшит ее состояние. Они из-за астмы переехали сюда двадцать лет назад. Она очень страдала от астмы. Они купили овечью ферму в долине, а здесь, в городе, построили себе дом.
— Ну,— сказал Поль, стараясь придумать что-нибудь ободряющее,— я уверен, что военные сделают все, что в их силах.