Гром среди ясного неба

— Самая большая категория — та, которая включает неизлечимых, и они не представляют никакой проблемы. Мы просто помещаем их в соответствующие правительственные учреждения, где они останутся до конца своей жизни. В любом случае их ждет такая участь. Это ясно. Вторая категория включает группу из девяти или даже четырнадцати человек, состояние которых в течение двух ближайших лет может значительно улучшиться. Решить, что делать с ними, сложнее. Как ни парадоксально, но последствия японского энцефалита в данном случае нам на руку, по крайней мере мы можем ими воспользоваться. Самой характерной чертой этих больных является их дезориентация. Их мозг — это своего рода tabulae rasa [чистая доска], они скорее похожи на пустоголовых после промывки мозгов. Они вполне поддаются внушению и управлению и в данной ситуации являются хорошим материалом. Мы дадим им новые имена, создадим для них правдоподобные биографические истории и поместим их в определенные больницы, где они окажутся связанными с будущей жизнью, которую мы для них запланировали. Программа лечения будет мало чем отличаться от той, которая им в любом случае потребуется. Целью такого рода психотерапии является попытка восстановить их связь с реальным миром. В действительности, конечно, это их реальная предыдущая жизнь, но связи будут другими. Другой будет и новая реальность.

— И это надежно? — спросил полковник Инглиш.

— Если Алан говорит, что это надежно,— сказал Максвелл,— так это надежно!

— Предположим на секунду, что в одном-двух случаях я ошибусь,— сказал Рибикофф, улыбаясь. Он наконец стряхнул крошку с угла своего рта. Полковнику Инглишу было жаль, что она исчезла.

— Хорошо. Но в таком случае,— спросил Инглиш,— разве не провалится все дело?

— Вовсе нет,— возразил Рибикофф.— Эти люди, в конце концов, психически больные. Куда они ни пойдут, их всегда будет сопровождать история болезни, в которой записано об их пребывании в больнице и лечении паранойи… Для кого бывший психический больной будет авторитетнее армии Соединенных Штатов, министерства обороны, губернатора Юты, президента Соединенных Штатов?.. Представьте на минуту.

— Видите? — подсказал Максвелл, хотя в этом не было нужды.

Даже без энтузиазма Максвелла Инглиш был в состоянии оценить прогнозы Рибикоффа. Они выглядели вполне надежными. Это сработает! Обязательно сработает! Другие страны используют подобный метод среди своего населения уже в течение многих лет. А тот факт, что мы никогда раньше не прибегали к таким средствам, только поможет нам воспользоваться ими сейчас, когда в этом возникла необходимость.

— Хорошо! — сказал он.— А как насчет вашей третьей категории?

— Да, эти самые трудные. Я имею в виду — с этической точки зрения. Однако почему бы не применить тот же подход и к тем, кто каким-то образом совсем не пострадал от инцидента в Тарсусе? Они тоже будут помещены в специальные учреждения. Их можно содержать раздельно с другими, потом объединить… Имеются достаточно разработанные методы воздействия и на них.

— Промывка мозгов? — спросил Инглиш.

— Если хотите, да. Их только шесть человек. В любом случае выбор для них: постоянное заключение. Или что-нибудь похуже.

— Это вроде военного решения,— заметил Максвелл.— Принести в жертву немногих для спасения большинства.

— И они со временем смогут жить в нормальной среде, имея лишь незначительные нарушения умственных функций,— добавил Рибикофф.

За триста миллионов долларов в год и самые лучшие лаборатории в мире могут убедить себя в чем угодно, подумал Инглиш. Однако ладно.

— Я вполне вас понимаю,— сказал он,— и со всем полностью согласен.

— Итак, мы все окончательно уладили,— сказал доктор Максвелл.— Еще кофе?

— Нет, спасибо. Достаточно,— сказал Инглиш.— Но… А как насчет вашего коллеги, доктора Гаргана?

— Не знаю,— ответил Максвелл.— Просто не знаю.

— Именно с ним связано самое серьезное затруднение,— сказал доктор Рибикофф.— Если мы его будем лечить, как других, погубим в нем талантливого врача. Навсегда. Это ужасная вещь.

— Но если это только единственный способ… Если это необходимо,— начал было Максвелл.

— Возможен и другой способ,— предложил Инглиш.

— Но он чист, его дело чистое. Нет рычагов, на которые можно было бы нажать. Нет никаких возможностей его принуждать.

— Мы могли бы попытаться уговорить его.

— Что вы хотите сказать? — спросил Максвелл, сощурив глаза.

Инглиш сделал паузу, позволяя фантазии Максвелла вообразить бамбуковые занозы под ногтями, тиски для больших пальцев, дыбу… Все принадлежности камеры пыток Винсента Прайса. Потом он развеял этот мираж.

— Просто уговорить. Я имею в виду — попросить Шлеймана поговорить с президентом. Если бы сам президент встретился с Гарганом, попросил бы его о сотрудничестве…

— Но что бы мог сказать президент? — спросил Максвелл.

— Это не имеет значения. Это то преимущество, которое президент имеет перед каждым. Он может просто попросить безо всяких причин. И в большинстве случаев люди будут делать то, о чем он их просит. Вот вы бы отказались?