Гром победы, раздавайся!

– Наугад пуляют, – усмехнулся Велько, вставляя шомпол в гнездо. – Не заметили они, откуда по ним били, а то бы сюда прилетело. Я же тебе говорил, что на самом рассвете лучше всего стрелять. Вот и бери себе на заметку.

– Лучше-то оно, может, лучше, да и дальний выстрел ведь в сумерках труднее делать, – ответил сербу Лаптев. – Вишь, как все на рассвете сильно расплывается, нас-то оно да, с валов не видать, но и для нас ведь цель шибко размытая. Я сейчас, ежели честно сказать, чуть ли не наугад бил.

– Но ведь попал сослепу-то? – улыбнувшись в темноте, спросил с подковыркой друга Велько. – То-то же! Ладно, сейчас вот эти наверху успокоятся немного, мы резко выскакиваем и бежим. Чай, не успеют сразу нас выцелить, да и далеко уже будет для их ружей. Нам главное – шагов с полсотни резко в самом начале пробежать.

Тем временем совсем рассвело, и обе противоборствующие стороны зашевелились. С русских осадных батарей ударила одна, вторая пушка, глухо бухнула мортира и рявкнул тяжелый единорог. У каждого типа орудия был свой особенный голос, который послужившие свое солдаты хорошо различали. В ответ русской заговорила с валов и османская артиллерия. Начинался очередной день осады.

Пара отборных русских стрелков, сжавшись в скрытом маскировочной сетью окопе, внимательно вглядывалась во вражеские укрепления.

– Ну что, Велько, пора? – выдохнул в ухо напарнику Лаптев. – Чего ты навострился, углядел кого?

– Тихо, Ваня, тихо! – ответил тот товарищу. – Чего-то шевеление какое-то непонятное там идет, левее лощинки шагов на сто и ближе к воротам. А ну, глянь, там корзина, видать, ядром сбитая, а другая подломленная, и с нее камни вниз высыпались.

– А ну-ка?! – заинтересовался Лаптев и, засопев, сдвинул чуть вбок сетку, приоткрывая смотровую щель шире. – Ух ты, вот это да! И точно ведь кто-то сурьезный открылся. Вон, у него еще на тюрбане перья, словно хвост у соседского петуха.

– Точно, видать, начальство османское осадные позиции осматривает, – пробормотал Велько, ловя фигуру в прицел. – Эх, открыт он слабо, если бы еще чуть-чуть вперед бы сдвинулся… Давай-ка мы вместе в него, Ваня, будем стрелять, как только он дальше, за корзину зайдет, у него в проеме весь бок будет виден, вот тогда сразу и бьем.

Оба стрелка с азартом всматривались в групповую цель, мелькающую в трех сотнях шагов от них. Несколько турок в малиновых фесках были прекрасно видны, и уложить их сейчас не составило бы никакого труда. Но нет, им нужна была добыча посерьезнее. Наконец произошло то, чего егеря так ждали. Солидному турку поднесли блеснувшую на солнце подзорную трубу, и он сделал шаг вперед, чтобы опереться на корзину. Его тело полностью открылось в проеме.

Указательные пальцы одновременно плавно выжали спусковые крючки штуцеров, и две тяжелые пули ударили турка в бок, откидывая его на корзину.

– Бежим, Велько?! – крикнул Лаптев, откидывая в сторону маскировочную сеть.

– Такая цель, Ванька! Такая цель! – прорычал Вучевич, уже орудуя в стволе штуцера шомполом. – Смотри, там же сейчас все они на том месте начальственные! Вона как суетятся!

Лаптев взглянул в ту сторону, куда он только что стрелял, там и правда мелькали фигуры и слышались тревожные крики. Пальцы сами вытащили бумажный цилиндрик из поясного патронташа, и он рванул его кончик зубами.

– Ну, ладно, давай еще по одному – и сразу бежим!

Порох в замок, вторую его половину в ствол и туда же следом пулю. А вот теперь шомполом до упора!

С валов ударило одно, за ним второе ружье, и рядом с егерями свистнул свинец.

– У меня готово! Бью! – крикнул Велько и, сидя на корточках рядом с окопом, вскинул винтовку. Хлестнул один, а через несколько ударов сердца и второй выстрел, выбивая свои цели. Бумкнуло орудие, и в трех шагах от окопа в сырую землю вошло ядро.

– Беги, Ванька! – крикнул Вучевич, поднося огонек к фитилю металлического цилиндра.

Два егеря под свист пуль неслись прочь от турецкого вала, а за ними, прикрывая отступавших, клубилось густое облако дыма.

– Эй, зеленые, вы чего это, как зайцы, тут по полю носитесь?! – донеслось от русского ретраншемента.

Здоровенный гренадерский капрал вышел с фузеей из-за укрытия.

– По вам, что ли, это турка так лупила? С чего это басурмане на валах так осерчали-то, а?

Вучевич с Лаптевым без сил опустились на землю и, лежа перед ретраншементом, судорожно, заполошно дышали.

– Да мы там постреляли маненько, – наконец сумел ответить гренадеру Лаптев. – Какого-то османа с петушиным хвостом на башке уложили. Вот они обозлились и давай в нас палить. Думали уже, что не выйти из переделки живыми. Все, клянусь, теперяча без дымовой шашки я никуда ни ногой!

– Сетку жалко, – проговорил Велько, поднимаясь на ноги. – Я ведь ее цельный день правил, разные тряпицы, траву и листья нашивал. Вставай, Ваня, пошли к командиру на доклад. Теперь-то уж точно не зазорно к нему на глаза показываться.