Гром гремит дважды

По заведённому мастером Куаном порядку, кухня работала в две смены. Те, кто приходил на кухню к шести утра, оставались там до шести вечера. Убирали столовую после обеда и готовили продукты к ужину, а потом уходили. Официально должны были появляться на ужине, по факту же набирали в картонные судки еду, оставшуюся с обеда, и до самой раздачи вечерних таблеток были свободны. После шести на кухне оставались те, кто появлялся в столовой во время завтрака, они трудились до десяти часов вечера. Каждую неделю смены менялись между собой. Справедливо, в общем-то. Я сомневался, что мастер Куан с кем-то официально согласовывал такой распорядок, но успел запомнить, что в школе Цюань нет порядков, которые, при определённой сноровке, нельзя было бы подстроить под себя.

Всю первую неделю я работал в первую смену. Приходил в шесть и уходил тоже в шесть — радуясь тому, что появилось лишнее время для сна. Я продолжал тренироваться по ночам, и возможность вырубиться вечером на целых два часа здорово помогала восстанавливать силы. Уходил я обычно вместе с Ниу, но в тот день она сказала, что задержится, чтобы помочь Мейлин. От моей помощи девушки отказались, и я потрусил к себе в комнату. Уже дойдя, вспомнил, что забыл в холодильнике заготовленные судки с едой на вечер. Выругался и пошёл обратно.

В кухню можно было попасти двумя путями — пройдя через столовую и со двора. Я обычно заходил со двора — эта локация интересовала меня ничуть не меньше, чем кухня. Для того, чтобы побег удался, необходимо было изучить каждый уголок.

Двор был заставлен пустыми ящиками из-под овощей, коробами из-под риса, жестянками из-под масла и соевого соуса — в общем, всем тем, что по каким-то причинам имело ценность и подлежало сдаче. Раз в месяц, рассказала мне Ниу, приезжала специальная машина, которая принимала это барахло по описи и куда-то вывозила. Я поставил в памяти зарубку — не пропустить момент, когда приедет упомянутая машина, и понаблюдать за процессом, но пока она не приезжала. Двор медленно, но верно забивался пустой тарой.

Я шёл мимо штабелей из деревянных ящиков, когда внезапно прозвучавший откуда-то из-за них знакомый голос заставил вздрогнуть и остановиться. Я машинально отступил в сторону, притаился за ящиками и только после этого прислушался. Голос принадлежал Ниу. Она с кем-то переругивалась.

— Нет, я же сказала. Однажды я уже поверила тебе в долг и месяц ждала, пока отдашь.

— Ну, Ниу! Пожалуйста! — взмолился голос. Я с изумлением узнал Пенга. — Я знаю, что ты добрая девушка. Самая добрая в этой школе — да я и не обратился бы к другой. Умоляю тебя, попроси, чтобы привезли. Я отдам таблетки, клянусь.

— Нет.

— Ну, Ниу!

— Нет, я сказала! Уходи, а то позову Мейлин.

Голос Пенга резко поменял тональность:

— Ну, конечно. Это ведь я прошу об одолжении! Вот если бы попросил Лей — с ним ты наверняка разговаривала бы по-другому.

Я не видел, но ясно представил, как Ниу вспыхнула до корней волос.

— Лей никогда не попросил бы о таком!

— О, да. Лей — настоящий ангел, только крылышек не хватает.

— Ты пришёл сюда, чтобы поговорить о Лее? Плати вперёд, или я ухожу.

По голосу Ниу стало ясно, что она сейчас и впрямь уйдёт. Пенг, должно быть, тоже это понял.

— На, подавись. Три банки и пачку сигарет. Запомнила?

— Я не жалуюсь на память.

Я понял, что разговор окончен, и пробрался подальше за ящики. Так, чтобы Пенг, который сейчас пойдёт обратно, меня не увидел.

Он и не увидел. Прошёл мимо, смачно харкнув в сторону и вполголоса ругая Ниу «жадной сукой».

Молодец девчонка, не поддалась на уговоры. Я понял, что испытываю что-то вроде гордости за Ниу, но тут же скривился — почему-то до последнего глупо надеялся, что таблеточная грязь обошла Ниу стороной, и уж она-то винтиком этой проклятой системы не является… Ошибся. Бывает.

Я вдруг остро пожалел о том, что нельзя закурить. Бросил — значит, бросил, теперь только держаться. И лишь потом понял, что это желание — ещё один штрих к моему портрету из прошлой жизни.

* * *

Разумеется, я и дальше продолжал делать вид, что не замечаю таблеточной суеты, которая меня аккуратно обтекала. Это всех устраивало. А через пару недель работы на кухне всё чаще начало звучать слово «праздник».

Ну, точно, — вспомнил я. Первое число каждого месяца — праздничный день. Он же день перепрофилирования, он же долгожданный выходной. До сих пор мне не приходило в голову, что кто-то может воспринимать эту снисходительную подачку администрации — реально, как праздник. А между тем, так оно и было. По крайней мере, на кухне.

По обрывкам разговоров я понял, что в этот день девчонки работают по облегченной программе — раздают еду, приготовленную накануне, ничего нового не готовят. И впоследствии каждая имеет право в любой день месяца отработать только половину дня. А «праздник» они отмечали вместе. После отбоя собирались на кухне и пировали.