Гром гремит дважды. Капкан

Вскочив рядом с одним из стрелков, я выкрутил ему руку, заломил её и, отобрав пистолет, отшвырнул ставшего безопасным парня на капот его же машины. Повернулся, взял на мушку другого, выстрелил, на долю секунды опередив его. Пуля вошла между глаз.

На ногах оставались трое. Я швырнул в одного пистолет. Тот, естественно, взмахнул руками, пытаясь его поймать.

Лассо

Парень вскрикнул, когда неведомая сила схватила и дёрнула его за запястья. Рухнул на спину — видать, неудачно. Здесь повсюду валялись обломки старого забора, бетон и арматура. Парень заорал и больше уже не шевелился.

Длинная Рука

Один из нападающих получил по морде, другой — под дых. А потом, под влиянием вдохновения, я повернулся к машине, с капота которой успел сползти тот, которого я на неё бросил, и выполнил апперкот.

Техника и тут сработала безукоризненно. Дракон во тьме взревел и взмахнул крыльями. Чакра выдала всё, что могла себе позволить для этой техники.

Машина взлетела вверх, перевернулась несколько раз в воздухе и рухнула на стоящую сзади, сплющив кузов и заставив просесть до самой земли.

На мгновение воцарилась тишина. Потом раздался крик. Тот счастливчик, что успел слезть с капота, наконец, сделал верные выводы и бросился бежать со всех ног.

Ксиаози двумя выстрелами прикончил двух оставшихся парней. Джиан с рычанием сломал шею главарю. Я подошёл к парню, которого опрокинул на спину.

— Как ощущения?

— Не убивай! — Тот пытался ползти, отталкиваясь ногами от земли. — Не… н-не надо, слышишь?

— Встать можешь? Ноги шевелятся — значит, можешь. Давай руку.

Я помог обалдевшему парню подняться и кивком указал ему направление.

— Десять секунд у тебя. Бегом.

Если у него со спиной и было что-то неладно, то сейчас он об этом забыл. Олимпийские игры потеряли одного из лучших бегунов в мире — так мне показалось, когда я смотрел вслед удаляющемуся силуэту.

— Я что тебе сказал? — повернулся я к Ксиаози. — Я что тебе, твою мать, сказал делать?

Он, правильно истолковав моё настроение, бросил пистолет на землю и поднял руки.

— Сказал… Сидеть сказал.

— Правильно. Я сказал тебе сидеть. Глава твоего клана отдал тебе приказ. Какого хре…

— Так я ведь ещё не принёс присягу.

Я моргнул.

— Что?

— Ну… Ты ведь… Я не приносил присягу, я ещё не в клане. Типа.

Я посмотрел на Джиана, который, тяжело дыша, приходил в себя после драки.

— Джиан, этот парень уже дважды меня подставил из самых лучших побуждений.

— А чё он сделал-то? — не понял Джиан.

— Сидел бы тихо — трупов было бы меньше, вот что! Ладно. Тащите их в озеро.

— А может, ну их? — выступил с контрпредложением Джиан. — Пусть так валяются. Ну найдут, ну оформят. Даже расследовать поленятся, кому нужны чужаки?..

— Тащи давай! — прикрикнул я. — Сюда, может, дети играть ходят. Думай, о чём говоришь.

Сам я грязной работой заниматься не стал. Прислонился к борту нашей машины и лениво следил, как Джиан с Ксиаози пыхтят, таская тела павших воинов.

— Говорят, — сказал я, когда Ксиаози проходил мимо, — что трупы в этом озере оживают и приходят мстить. Не боишься зомби?

Ксиаози вздрогнул и посмотрел на меня широко раскрытыми глазами. Даже остановился, но Джиан на него прикрикнул, и они двинулись дальше. Я усмехнулся и покачал головой. Охренеть… Дожился, Леонид Громов. Встал во главе ОПГ из старшей группы детсада.

***

Дэйю объявилась вечером того же дня. Как всегда, будто призрак, она просто образовалась рядом со мной, когда я сидел на крыльце, задумчиво глядя перед собой в темноту. Как нарочно, словно отражение моих собственных тяжёлых мыслей, она сидела рядом и молчала. И как обычно, когда кто-то пытался мне объяснить, что я неправ, внутри поднялась мощная волна противоречия.

Дэйю было не больше восемнадцати. В этом возрасте ещё простительно с чистым сердцем оперировать понятиями «прав» и «неправ». Но стоит немного повзрослеть, стоит пару раз увидеть, как человек, защитивший свою жизнь от нападавшего, садится на десятку, а вору и убийце ставят памятник, и мировоззрение начинает меняться. Поле зрения расширяется.

Постепенно приходит понимание существующего порядка вещей. А именно: нет никакой вселенской шкалы абсолютных ценностей. Нет никакой «правоты» и «неправоты». Есть только ты и выбранный тобой путь. И чем меньше ты будешь с него сворачивать, исследуя боковые тропы, тем лучше для тебя.

Безусловно, иногда твой путь будет пересекаться с чужим. Кто-то должен будет отступить, или умереть. Или изменить свой путь. Такова жизнь, ничего не поделаешь. Но то, с чем я борюсь, забирает у людей возможность избрать путь. Превращает людей — в животных. И если даже таким, как Ксиаози, это понятно, то чего ради должен рыскать в поисках сомнений я?

— Твоя речь на похоронах — это огромная куча смердящего навоза, — сказала Дэйю.

— Возможно.

— Что, даже не будешь спорить?

— С чего ради? Ты права.

Дэйю замолчала. Видимо, не ожидала от меня такой покладистости. Я не удержался и добавил: