Гроб Хрустальный. Версия 2. 0

– Нет, не обрезанный, - отвечает Глеб, - я как-то вообще мало религиозен… и уж скорее христианин, чем иудей.

– Врешь, - и Нюра тянется к застежке.

Вот такая мизансцена: смущенный Глеб, Нюра бережно расстегивает зиппер, диалог на экране монитора продолжается. Глеб вдыхает запах "Кэмела", в мозгу помимо воли всплывает слово "геронтофилия" и еще слово "случка". Стыдно: только что едва не дрочил, вспоминая мертвую женщину, а теперь, похоже, не возбудишься от прикосновения живой. Ох, ни хрена у меня не встанет, думает Глеб - и ему заранее неловко.

Но у него уже стоит.

Они проходят в боковую комнату по соседству с кухней. Это не спальня, а склад: коробки с книгами, старая мебель. Через оконце из кухни льется тусклый свет, Нюра не включает электричество и раздевается, не говоря ни слова. У нее не такое уж старое тело, думает Глеб: измочаленный живот, обвисшая грудь, но красивые бедра, довольно стройные ноги. Он стягивает футболку, Нюра опускается на колени, достает его член - и в этот момент раздается громоподобный голос Шаневича: он зовет Нюру. Она не реагирует, а медленно проводит языком по головке.

– Вот коза, - говорит Шаневич за стенкой. - Небось, в магазин вышла. Придется нам самим чай кипятить.

– Ничего страшного, - отвечает мужской голос, и Глеб узнает Влада Крутицкого.

Нюра тоже узнает его - и на мгновение замирает. Глеб сжимает ее голову руками и пропихивает член ей в рот.

– Так что у вас со Шварцером вышло? - спрашивает Шаневич.

Нюра пытается подняться, Глеб ее удерживает. Это только игра, говорит он себе. В конце концов, она сама начала, что уж теперь.

– Глупость это все, - говорит за стеной Крутицкий. - Понимаешь, Илья, все эти игры в открытость, в демократизм - все это несерьезно. Детский сад.

– Information wants to be free, - отвечает Шаневич.

– Не смеши меня. Мало ли, чего она wants. Мне не важно, правда ли у Шварцера липовое портфолио, но нельзя же допускать такого слива. Ну, что это такое? Фактически, анонимка - но публичная. Вот если бы Шварцер надавил на владельцев сервера, они бы раскрыли, кто такая эта Маруся, - тут бы я его зауважал.

В этот момент Нюра сжимает в кулаке Глебову мошонку, и он убирает руки с ее затылка. Она поднимается с колен и нервно озирается.

– У Сети такая идеология, - отвечает Шаневич. - Уважение чужой прайвеси. К тому же сервер в Америке, как на них надавишь?

– То есть ты хочешь сказать, - продолжает Крутицкий, - что любой человек может завести в Сети страницу и публиковать все что угодно?

– Конечно. - Даже по тону слышно, как Шаневич пожимает плечами.

Да, смешного инвестора чуть не получил Тим, думает Глеб, осторожно переступая в спущенных джинсах. Теперь они стоят совсем близко, крупные темно-коричневые соски почти касаются его живота.

– И никто его не сможет взять за жопу, да? - задумчиво говорит Крутицкий.

Глеб кладет руку на Нюрины ягодицы, чувствует пальцами морщинистую, бугристую кожу. Он прижимает Нюру к себе. Правой рукой начинает ласкать ее грудь.

– Это же и хорошо, Влад, - говорит Шаневич, - потому что…

– Да, с этим можно работать. - Голос Крутицкого звучит увереннее. - То есть можно сделать такой сайт, и сливать туда компромат… жаль, к выборам уже не поспеем. Я, пожалуй, создам свою структуру. Наберу молодых ребят, пусть с нуля всему учатся, никакого тебе wants to be free. Никакого сора из избы. Все серьезно, без бирюлек.

– Ну, не знаю, - отвечает Шаневич. - Не уверен, что в Сети это будет работать.

– Будет, конечно, будет, - говорит Крутицкий. - Это только тебе кажется, что есть разница между Сетью и жизнью. Люди-то всюду одинаковые, вот и разницы нет.

Ладонь Глеба касается отвердевшего соска. Нагнув голову, он целует Нюрину макушку, тепло чужого тела отзывается в его душе неясным волнением. От волос почему-то пахнет детским мылом и на секунду Глебу кажется: это не случка, это настоящий акт любви.

– Черт с ним, со Шварцером, - говорит за стеной Шаневич, - может, ты в нас вложишься. Я бизнес-план покажу, у нас все просчитано…

– Понимаешь, - говорит Влад, - тебе я могу сказать. У меня сейчас временные неприятности.

– А что такое?

Настоящий акт любви, любви и нежности. Глеб опускается на колени, гладит руками морщинистый, в растяжках живот, шепчет извини меня и осторожно берет в рот сосок. Нюра проводит рукой по его волосам, на мгновение они замирают.

– Ты же знал Мишку Емельянова? - отвечает Влад. - Ну, вот мы тоже налетели. Его начальник, Витя Абрамов, гонял для нас деньги. Была разработана схема, не очень дешевая, но стопроцентно безопасная. А этот Абрамов решил еще немного подзаработать и стал гонять деньги через латвийский банк. Выигрывал на этом два процента, максимум - два и две десятых. А банк - тю-тю, и денежкам - привет.