-- А писать его, отец, надо вот так, -- сказал Арсен и написал: KHRUSTAL. -- Тут есть Ru, даже RUS есть, странное сочетание KH, и домен сразу ясен.
-- И еще есть Сталин, -- сказал Ося. -- И это очень правильно для нас, евразийцев.
-- А чтобы было ясно, о чем речь, -- сказал Шаневич, -- назвать его надо KHRUSTAL.Ru.
Дальше Глеб помнил смутно: Андрей рисовал на бумажке схемы со стрелочками -- структуру будущего журнала. По обкурке понять это было просто невозможно, и Глеб прикидывал, как будет выглядеть логотип. Написал слово "хрусталь" по-русски и в английской транскрипции, а вспомнив, что сказала утром Снежана, приписал к словам khrustal и "хрусталь" их смесь -- xpyctal.
-- Смотри, -- объяснял он после совещания Андрею, -- вот можно сделать буквы такими округлыми, будто из шаров. А еще можно использовать эффекты в CorelDraw и сделать их такими... ну, я сейчас покажу.
Глеб уже пошел к компьютеру, но Андрей его удержал.
-- Подожди, -- сказал он, -- ты мне скажи, а это что такое?
Его палец указывал на последнее слово.
-- А, это... -- протянул Глеб. -- Это просто так, я думал, как можно латиницей...
Шаневич, который тихо беседовал с Арсеном, неожиданно хлопнул Глеба по плечу:
-- Не стесняйся, парень, со всеми бывает!
-- С тобой тоже? -- изумился Андрей.
-- Ну уж нет. Мне как-то и без Снежаны есть чем себя развлечь. И вообще, должны же быть в Интернете места, куда я не хожу. Что я, в каждой бочке затычка?
-- Ты сказал, отец, -- засмеялся Арсен.
-- Ребята, вы объясните... -- начал было Глеб, но внезапно смех как по команде смолк. Глеб обернулся: в дверях стояла Снежана с телефонной трубкой в руке. Глядя на Арсена, Снежана сказала:
-- Это тебя, Глеб.
Глеб извинился и взял трубку.
-- Алло.
-- Привет, это Оксана, -- услышал он. -- Не узнаешь?
-- Узнаю, конечно, -- ответил Глеб. Сегодня прямо какой-то день встречи выпускников. -- Ты что, в Москве?
-- Я завтра улетаю. Извини, что в последний момент.
-- А откуда у тебя номер? -- сообразил Глеб.
-- Мне Емеля дал, -- сказала Оксана. -- Я с ним виделась неделю назад. Он процветает.
Глава шестая
Дела обстояли хуже некуда. Это Емеля понял уже на следующее утро, но два дня прошло в попытках убедить себя, что можно отыграть назад или хотя бы оттянуть неизбежное. Он пытался связаться с Крутицким или уговорить заказчика подождать еще пару дней -- тщетно. Надежды не было; не только Емеле, но и всем в офисе было ясно, что это конец. Деньги исчезли. В одном из звеньев хитроумной цепочки, выстроенной Абрамовым, случился сбой --неважно, случайный или намеренный. И теперь, вместо комиссионных, на которые они рассчитывали, на фирме повисал долг в полмиллиона долларов -сумма, для небольшой компании вроде "Лямбды плюс" невообразимая. Будь Абрамов в офисе, он бы добрался до Крутицкого и понял, что происходит на самом деле. Но сотовый Абрамова молчал, и липкий страх постепенно затоплял Емелин живот, точно фантастичееская капля из старого фильма, что росла и росла, пока не поглотила весь мир.
К вечеру третьего дня пришло спокойствие. Емеля знал, что скрыть случившееся не удалось. Когда вернется Абрамов, надо будет разбираться с долгом -- а пока можно только радоваться, что ни Ирки, ни Кости с Емелей нет: он слишком хорошо помнил истории о людях, спешащих выбить долг быстро и бессмысленно, не давая должникам возможность его отработать.
На всякий случай он вчера достал из сейфа пистолет, купленный ими с Абрамовым еще в кооперативные годы. Патроны валялись дома на антресолях, вечером он их достал и зарядил оружие, которым толком и пользоваться не умел. Когда рукоятка пистолета легла в ладонь, Емеля неожиданно обрадовался. По крайней мере, если они придут, он их встретит с оружием в руках. Смешная мальчишеская радость тридцатилетнего мужчины, в детстве посмотревшего все гэдээровские фильмы с Гойко Митичем и все французские -- с Аленом Делоном. Как они пели в школе, "и тяжелый АКМ наперевес". А еще: "я и верный мой друг карабин". Емеля взвел курок и прицелился в зеркало, сказав себе: "Еще не вечер, друг, еще не вечер".
Вместе с патронами он нашел на антресолях альбом выпускного класса --кожаный, с эмблемой пятой школы на обложке. Валерка Вольфсон тогда еще пошутил, что лучше бы золотом написали "КУРЯНЬ -- ДРЯНЬ", негласный девиз их школы, проклятие Курянникову, директору, которого прислали из РОНО после чудовищного погрома 1972 года. Ни Вольфсон, ни Емеля никогда не видели вышедшего на пенсию Куряня, но твердо знали: когда Высоцкий поет, что в общественном парижском туалете есть надписи на русском языке, он имеет в виду именно эту надпись. Во всяком случае, так говорили выпускники, побывавшие в Париже.