Гришкин менталитет

– Хорошее дело придумал, – говорил он, оценивая мое приобретение. – Если есть желание, пошли сегодня вместе. Идет валовый пролет. Так что на завтра можешь заказывать матери тесто для курника из утятины.

Для меня это был удобный случай перенять опыт у человека, который знал толк в деле; еще пацаном я видел его трофеи: то лису, то волка, а однажды медведя-пестуна, пристреленного в столкновении с ним носом к носу. Но в тот апрельский день мы, держа ружья на изготовке, направляли утлую надувную лодчонку по-над займищем расплескавшейся на много верст вне русла реки Малый Ик близ деревни Русская Ургинка. Он преподал мне тогда первый урок.

– Чтобы сбить утку влёт, не надо особого мастерства, – говорил мой наставник. – Это ведь дробовик, а не малопулька. Другое дело – рассчитать, чтобы добыча падала к ногам. Такой выстрел называется королевским. Но и это дело случая. А вот если утка упадет в озеро? Тут-то нужны терпение и смекалка, чтоб достать ее. Сколько бесполезных подранков, не найденной, упавшей куда-нибудь в траву, в кусты птицы оставляет охотник за собой!

Мы долго плавали по затопленному половодьем тальнику, раздвигая ветки в поисках подбитой утки, шаря веслом под водой в зарослях прошлогоднего, не успевшего полечь бурьяна. Иной подранок, если силы не покидают его тут же, обязательно ныряет и, вцепившись клювом в стебель, предпочитает погибнуть под водой, чем становиться легкой добычей охотника.

Следующая наша вылазка случилась через несколько лет, когда у Михаила Андреевича была уже своя машина. Поехали мы на поиски волчьих выводков в дальних глухоманях гористого облесенного пространства, куда редко ступает нога обывателя прилегающих деревень Верхний Сарабиль, Малый Муйнак и хутора Хасановка. Серые разбойники в те годы взросли численностью и время от времени беспокоили пастухов, давно уже отвыкших брать с собой на выгон ружья.

Но в тот день удача не сопутствовала нам, и даже хасановский пастух, вызвавшийся проводником по крепи, где, по его наблюдениям, предполагалось логово, не сослужил пользы, быть может, с умыслом уводя нас в сторону от цели. Он был словоохотлив, показывал место, где у него на глазах, не тронув ни даже ягненка, близ стада пробежал тремя днями раньше лобан – матерый хищник. Мы дошли до места дневки выводка.

– Вот, значится, смотрите, – кивнул проводник на остатки звериного пиршества средь примятой травы на бережку обмелевшего ручья. – Волк душится после жратвы. Вам деколон нужен, а ему поваляться бы на порче. Чтоб, значится, от него тоже пахло.

Но, закончив поиск, подбросив пастуха до хутора, мы попутно еще проведали колонию сурков в суходоле недалеко от Верхнего Сарабиля, после чего остановились у подножья лесистого склона, перекусить на свежем воздухе.

– Ты знаешь, что в этой деревне живут кержаки? – спрашивал меня Михаил Андреевич, расстилая пиджак близ кострика. – Знаешь вообще, кто это такие?

Он достал из багажника сумку, извлек из нее бутылку водки, ковригу пшеничного хлеба, завернутый в тряпку кусок сала, стал нарезать его охотничьим ножом.

– Мы все сторонимся их, а больше сторонятся они сами. А ведь интересные люди. У нас недалеко от пожарной каланчи жил когда-то дед Василий. Промеж собой люди его мормоном звали. Хотя никакой он не мормон. Это не наше, вообще иноземное вероисповедание. Кто-то по ошибке назвал так сталовера. Так вот, тот дед – а средь единоверцев он звался Вевеем – рассказывал мне историю, очень даже занятную, о кержаках.

Налив в кружку, Михаил Андреевич протянул ее мне.

– Давай подкрепимся, а потом уж я изложу тебе. Спешить нам некуда. Отдохнем душой на лоне природы.

Они стали мужем и женой своевольно. Если говорить, не браня обычаев и привычек кержацкого общежительства, ушедшего из беспокойного, препирающего их верность древлему благочестию мира, сюда, в заповедные леса, то Степан и Агафья, вступившие в согласие, не скрепляли уз в религиозном обряде, общепринятом повсеместно в цивилизованном мире. Столетия прошли после давней эпохи, когда сын захудалого попа, взросший до почитаемого чернецами сана, – Аввакум, благословил свою паству на неприятие идей отступников от правой веры. Притерлись те обычаи в неминуемо наступающем мире. Где-то уже проявлялась лояльность к гражданскому повиновению, но сильны еще оставались старообрядческие нравственные крепи, внушался всходящему поколению смысл греховодности брака, невозможности его освящения.

Ефимия – родительница Степана, воспротивилась сближению своего возмужавшего чада с Агафьей. Была тому весомая причина.