Первое, что бросается в глаза, когда я открываю дверь, это ступни. Они голые, с облезлым фиолетовым лаком на ногтях. В качестве обуви — желто-зеленые шлепанцы цвета лайма. Сами ноги тоже голые, хотя на улице холодно. Все остальное скрыто под объемным зимним пальто. На глаза надвинут огромный капюшон с меховой оторочкой, с которого, словно с мокрой львиной гривы, стекает вода.
— Что вам угодно?
Я вижу, как она вскидывает подбородок, но лицо ее по-прежнему прячется в капюшоне.
— Простите, что так поздно. Можно войти? А то холодно очень.
— Простите… это вы были записаны на три часа дня? — Я озадаченно смотрю на гостью. Помедлив, добавляю: — А теперь уже седьмой час.
— Транспорт ужасно ходит. У вас там чай с мятой? Чудесно. Вы позволите, я разденусь? Пальто насквозь промокло.
Она отворачивается от меня и вешает пальто на радиатор у входной двери. Оно похоже на мертвое животное. На ней синее бархатное платье, со спины очень красивое, хоть и немного старомодное. Слышится раскат грома.
— Ух ты, так близко! Наверное, прямо над нами прогремел.
Голос у нее возбужденный, как у ребенка. Она поднимает голову к потолку, будто ожидает, что сейчас сорвет крышу. Сверкает молния — вспыхивает и гаснет, как перегоревшая лампочка. Лица ее я по-прежнему не вижу.
Я прокашливаюсь. Честно сказать, не соображу, как мне быть с этой замызганной клиенткой. С одной стороны, она опоздала на несколько часов, и я имею полное право дать ей от ворот поворот. С другой — погода отвратная, а она одета легко, если не принимать в расчет ее насквозь мокрое пальто.
— Можете немного погреться, — отрывисто говорю я. — Но, боюсь, фотографировать вас сегодня я не смогу. Только что отослала уведомления по электронной почте и уже собиралась уходить. Мне очень жаль.
Девушка по-прежнему стоит лицом к стене.
— Дело в том, что мне нужно сегодня, — заявляет она таким тоном, будто это и моя проблема, а не только ее.
— Как я уже сказала, мне очень жаль.
Девушка наклоняется к сумке и достает из нее пухлый коричневый конверт. Клапан не заклеен, и я вижу, что он набит купюрами по пятьдесят фунтов.
— Плачу наличными. И дополнительно — за сами снимки.
Она кладет конверт рядом с радиатором, под свое пальто. Дождь по-прежнему колотит по крыше, но гром присмирел до тихих перекатов. Я прочищаю горло.
— Простите, как вы сказали вас зовут?
Наконец девушка поворачивается. Несколько секунд пытаюсь вспомнить, где я ее видела. Это необычное детское лицо, ямочки на щеках, заостренные зубы. Она улыбается.
— Серена, ты ведь помнишь меня, да?
Срок: 33 недели
Хелен
Дэниэл, отмечаю я, в последнее время старается быть примерным мужем. Похоже, он чуть меньше загружен на работе. Сегодня вечером вовремя возвращается домой, входит пружинящей походкой в своих начищенных до блеска туфлях, ставит на кухонный стол пакет с покупками.
— Купил какао, что тебе нравится. А то у нас вроде бы кончилось! — кричит он из прихожей, вешая пальто. Я открываю пакет. Кроме какао, там много других товаров, что мне необходимы: противокислотное средство, витамины, масло для ванны, дорогая гранола, которую я по ночам поглощаю целыми мисками.
— Я подумал, что мог бы приготовить ужин, а потом мы посмотрели бы новые серии «Лютера». Как ты на это смотришь? — Он снимает одну туфлю, затем вторую и аккуратно ставит их на полку для обуви — так, как я всегда его прошу. Я улыбаюсь сама себе. Именно о такой семейной жизни я мечтала. Вечера проводим дома, на диване. С ужинами в одиночестве покончено.
— Положительно, дорогой, — отвечаю я. — С удовольствием посмотрю «Лютера». Я помогу тебе приготовить.
Дождь на время прекратился. В окно кухни струится желтый вечерний свет, отбрасывающий маленькие радуги на деревянную поверхность стола в тех местах, где он отражается от бутылок с растительным маслом и уксусом. В саду галдят птицы, перекрикивая шум автомобилей. Вскоре из радио раздается рокочущий голос футбольного комментатора: играет команда, за которую болеет Дэниэл. Фоном его сопровождает далекий рев толпы, звучащий как тихий размеренный гул, как шипение лука, который я жарю на сковороде. С разделочной доски я смахиваю в сковороду нарубленный чеснок.
— Как день прошел? — интересуюсь я у мужа, приглушая радио. Поворачиваюсь к Дэниэлу и вижу, что он больше не слушает ни меня, ни футбольный репортаж. Он ворошит газеты на кухонном столе, выдвигает и задвигает ящики.
— Хелен, где мой лэптоп?
Его тон заставляет меня отвлечься от стряпни.
— Не знаю. В кабинете смотрел? А у кровати?
— Я уверен, что он был здесь. На столе. — Дэниэл, порывисто поворачивается и мчится на второй этаж. Я слышу, как он топает наверху, ходит из комнаты в комнату. Половицы скрипят под его ногами. Через некоторое время Дэниэл снова внизу.
— Хелен, я всюду проверил. Его нигде нет.
Он обращается ко мне по имени. Значит, подозревает, что это я причастна к исчезновению его ноутбука.
— Может, на работе забыл?
— Исключено.
Я бросаю в сковородку с жареным луком сельдерей и рис, перемешиваю все деревянной ложкой.