Кто же они такие? Читатели, наверное, уже догадались, что Алексей Алексеевич – это ни кто иной как генерал от кавалерии Брусилов, автор знаменитого прорыва австрийского фронта в 1916 году. А его вторая жена, чей дневник мы цитировали, – это Надежда Владимировна Желиховская, племянница Елены Петровны Блаватской, одной из основательниц Теософского общества, целью которого было «образовать ядро Всемирного Братства без различия расы, цвета кожи, пола, касты и вероисповедания». Здесь и далее дневник Н. В. Желиховской мы цитируем по ее фонду в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ, ф. 5972, оп. 1, д. 21б). Надо сказать, что теософом, как и его жена, был и сам генерал Брусилов, увлекавшийся оккультизмом и, в отличие от жены, осиливший-таки все семь томов «Тайной доктрины» Блаватской. Мы процитировали запись, сделанную в 1926 году, уже после смерти Алексея Алексеевича, последовавшей 17 марта. А много лет спустя после кончины генерала, 3 февраля 1935 года, его вдова писала журналисту и писателю Василию Ивановичу Немировичу-Данченко, масону и эмигранту: «…Вы пишите, что с интересом прочли книгу П. Д. Успенского о четвертом измерении. Спасибо, что прислали ее нам. Читали ли Вы его же Tertium Organum /Ключ к загад кам мира/? Все эти темы и глубокое их значение обработаны с поразительной эрудицией Ел. Блаватской в ее «Секретной доктрине» еще в начале 70-х годов. Я никогда не в силах была прочесть эти семь томов ее мудрых трудов. В нашей семье, кроме матери, все это прочтено было Алексеем Алексеевичем, но уже много позже он сильно раскаялся после этого за свою оши бочную приверженность к вралю Всесволоду Сергеевичу. Его брат философ Владимир Сергеевич Соловьев первый выразил свое возмущение: «Мне стыдно за брата!»» (ГАРФ, ф. 5972, оп. 1, д. 22а, л. 144). Как видно, генерал Брусилов уверовал в теософию, прочтя все семь томов «Тайной Доктрины» Блаватской. Причем, что интересно, это обретение веры, очевидно, произошло еще до его женитьбы на Надежде Владимировне 10/23 ноября 1910 года. Ведь философ Владимир Соловьев скончался в 1900 году, а его брат писатель Всеволод, резко критиковавший сочинения Блаватской и вступивший в публичную полемику с сестрой Блаватской и матерью Надежды Владимировны Верой Петровной Желиховской, – в 1903-м году. Неизвестно, знал ли Котовский об увлечениях супругов Брусиловых теософией, но в письме к Надежде Владимировне никаких теософских мотивов не прослеживается.
Надежда Владимировна также рассказала историю кипарисового распятия, с помощью которого удалось оборониться от нечистой силы в виде профессора черной магии: «А на счет образка с мощами святых и с кипарисовым распятием мне хочется записать подробно. Алексей Алексеевич его считал явленным и очень любил его. Действительно, это был странный случай в его жизни.
Еще молодым офицером, когда он жил в Петербурге в Аракчеевских казармах, он как-то вернулся из отпуска из деревни домой. Вся семья оставалась еще в Эстляндии… Не успел он отдохнуть с дороги, как ему подали телеграмму из Кутаиса, что его дядя, Карл Максимович Гагемейстер, при смерти (Брусилов, потерявший родителей в шесть лет, воспитывался в семье Карла Максимовича и Генриетты Антоновны фон Гагемейстер, которых любил, как родных, и первым браком был женат на их племяннице Анне Николаевне фон Гагемейстер. – Б. С.). Сию минуту он велел вновь принести из кладовой свой чемодан, чтобы вновь укладываться в дорогу. Открыв его, он вдруг увидел маленький образ вроде складня. Распятый Христос, вырезанный на кипарисовом дереве, в серебряной оправе и сзади за серебряной выдвигающейся пластинкой, мощи святых, очевидно, мелкие желтоватые косточки.
Всю жизнь Алексей Алексеевич не расставался с ним, глубоко потрясенный этим чудом. Он призвал денщика, расспрашивал его, проверял факт этого необычайного явления всячески.
Денщик утверждал, что вытер пыль, закрыл и снес в кладовую чемодан, и ничего там не было. И во всем доме никто и никогда этого образа не видел.
Алексей Алексеевич верил, что это чудо, и считал величайшей святыней эту иконку. Когда он ушел с войсками на войну, он оставил ее в киоте. Я поняла, что он хотел, чтобы она меня охраняла без него, так как ре каждый вечер меня ею крестил. Но когда я к нему поехала на фронт, уже на второй год войны, я свезла ее ему, а теперь, когда он умер, я положила ее с ним в гроб…»