Грифон

Снега здесь не было. Сеял мелкий дождь. А метрах в пятидесяти от фонтана песок парил. Столб ревущего огня, вздымавшийся на высоту двадцатиэтажного дома, вверху рвался, и лохмотья пламени, похожие на протуберанцы, улетали ввысь, мгновенно исчезая. На низких тучах шевелился, будто гримасничал, огромный ржавый отсвет.

Пахло серой.

Рядом с рвущимся из-под земли пламенем валялась скорченная, завалившаяся вышка. Стальные фермы и переплеты ее походили на клубок свившихся и застывших змей. Тут же торчали рыжие обгоревшие трубы основания буровой. Меж ними и поодаль валялись погнутые в пекле фонтана «свечи», перегоревшие стальные тросы. Вся эта груда искореженного металла преграждала путь к бьющему из недр огню.

Снова Мухамед ощутил странное стеснение в груди. Мышцы будто сводило. Но он не мог оторвать взгляда от пламени, словно оно завораживало его.

Дядька Остап хлопнул Мухамеда по плечу. Мухамед мельком покосился на бурильщика. Тот подал знак — выходи. Мухамед затряс головой: не пойду! Дядька Остап еще настойчивее толкнул его в плечо. Мухамед подумал было, что, и не толкаясь, можно сказать, зачем он понадобился, но тут же сообразил: за ревом он не услышал бы и крика. Потом, перегнувшись через рычаги, дядька Остап открыл дверцу, почти выпихнул Мухамеда из кабины. Мухамед едва не поскользнулся на траке и неловко соскочил на песок. Дядька Остап махнул рукой: иди, мол, за мной. Мухамед охотно послушался, потому что бурильщик пошел прочь от фонтана.

К недоумению Мухамеда, они направились к санитарной машине. Около нее стояла та самая молоденькая медсестра, которую Мухамед видел в операционной. И здесь разговаривать было невозможно, только если кричать на ухо. Чтоб понапрасну не тратить ни сил, ни слов, дядька Остап ткнул пальцем в уши и покрутил вокруг головы. Сестра кивнула, достала вату и бинт. Дядька Остап заткнул уши ватой и поверх положил по солидному клоку, кивнул сестре. Та ловко перевязала голову. Теперь дядька Остап стал походить на мастера и Есена, у которых были обожжены уши. Потом бурильщик подтолкнул к медсестре Мухамеда. Сестра дала ему ваты. Мухамед сделал то же, что и дядька Остап. Стало немного легче, рев и вой фонтана будто отдалился. Мухамед даже услышал звук своего голоса, отдавшийся в ушах, когда благодарил сестру за перевязку. Она улыбнулась Мухамеду.

Потом вместе с дядькой Остапом они подошли к группе рабочих и пожарных, стоявших неподалеку от фонтана, у вагончика-балка, где зимой обогревалась смена буровиков.

Мастер разговаривал с инженером конторы. Тут, наверное, можно было услышать крик. Но Мухамед не различал ничего, кроме звона в голове. Увидев дядьку Остапа, мастер показал пальцем в его сторону и обратился к Саше. Потом мастер поманил к себе Мухамеда. Разровняв на песке площадочку, он, тыкая то в сторону груды металла у пламени, то в чертеж, показал Мухамеду, как ему надо вести трактор, чтобы оттащить от фонтана покореженный остов вышки.

Рядом с мастером стоял инженер конторы бурения и лишь кивал, когда Алексей Михайлович посматривал на него. Очевидно, они договорились обо всем по дороге. Алексей Михайлович сам напросился объяснить своим бригадным, что и как надо делать, оттаскивая буровое оборудование от фонтана. По знаку мастера Мухамед четко повторил на чертеже свои предполагаемые действия.

Оба — инженер и мастер одобрительно кивали.

Когда подошли пожарные, дядька Остап показал на брандспойты, а потом на свой брезентовый капюшон. Инженер успокоительно похлопал бурильщика по плечу, а дядька Остап поднял большой палец и заулыбался. Затем инженер с дядькой Остапом отправились к трактору, а проходя мимо пожарников, бурильщик взял у них асбестовый капюшон и еще раз знаками показал им, уже по собственной инициативе, как надо прикрывать его двумя струями из шлангов и как Мухамедов трактор, чтоб на нем не взорвался от перегрева бак с горючим. Пожарники выслушали дядьку Остапа с подобающим уважением.

Закончив разговор, дядька Остап примерил поверх ушанки белый асбестовый колпак с пелериной, прикрывавшей плечи, и спину, и грудь, обернулся к Мухамеду и поглядел на него сквозь продолговатое слюдяное оконце, точь-в-точь как на щитке электросварщика. В этом одеянии дядька Остап походил на какое-то фантастическое существо.

Затем, стянув колпак с пелериной, дядька Остап уселся в кабине. Мухамед устроился на месте водителя и почувствовал, что его ладони противно мокры, сердце свербило, и он многое отдал бы, лишь бы теперь быть в доброй сотне километров отсюда. Мухамед плюнул от злости на себя и тронул трактор. Он глядел только на покореженные в огне переплетения металлических конструкций, которые всего лишь несколько часов назад представляли собой стройное красивое творение рук человеческих. Потом сзади и с боков прочертили рыжий свет пожара две белые струи, ударили в песок впереди трактора.

Заработали брандспойты.

Вода поднималась клубами пара от раскаленного песка. Затем струи начали бить сбоку от трактора, и Мухамед остановил машину. Это было сигналом. Дальше вести машину стало опасно.