Гриф

Холод пронизывал до костей. На улице такую температуру переживаешь сравнительно легко. Во-первых, на тебе как правило, по такой "погоде" и одежда. Во-вторых, движение воздуха на "природе", как ни странно, не холодит, а делает его, холод, каким-то более живым, что ли. Здесь же была мертвая холодрыга. Морговая.

И второе.

Контролер вышел, не закрыв за собой дверь.

От этого на душе у Князя теплее не стало. Он понял, что настала очередь вертухаев пытаться сломить его.

Собственно, против него лично ни урки, ни отморозки, ни вертухаи, вообще никто в этом СИЗО ничего не имели. Каждый делал свою работу по давным-давно установленному порядку. Пришла малява зэкам, пришла информация контролерам - сломить заключенного. И каждый отрабатывал свое - парчушку черняшки, чифирь и табачок, а кто и "грины".

Князь огляделся.

Но почему? Почему идет такой интенсивный накат на него? Ведь восемь трупов он на себя и так вынужден взять. И он берет. Хоть при этом и доказывает, что был вынужден защищать жизнь объекта, свою, своих товарищей. Зачем же так ломать его? Что им надо?

- Им надо, услышал он словно в ответ на свои мысли с порога, чтобы ты взял на себя и Рахимова, это фамилия твоего "объекта", и двух своих товарищей, бывших офицеров из охраны, ну и, само собой, восемь человек, которых ты и вправду заземлил, защищаясь.

В дверях стоял плотный, выше его на голову контролер ШИЗО. Он говорил спокойно, без экзальтации, присущей его узникам, и без лишней грубости, характерной для большинства его коллег. Князь догадался, что это знаменитый Фира - Семен Фирульников, старший контролер "ШИЗО", известный в том мире, в котором последние годы жил Князь, как человек, способный получить признательные показания у любого, самого стойкого подследственного. Говорили, что сам он кайфа от пыток не ловит, чистый профессионал - получил приказ выбить показания, и выбьет. А так, в быту, спокойный мужик, в компании даже веселый. Чем-то похож на генерала из телевизионного сериала, немногословного, но упертого. Правда, говорить низким басом, короткими фразами Семен стал задолго до генерала Лебедя и телевизионного его "напарника".

- Кому это надо? - выдавил из себя Князь.

- Кому-то надо. Большие бабки дают: твои признательные показания тебе "вышак" или пожизненное, дело закрывается. Больше виноватых нет. У тебя репутация крутая. Мог замочить и "объект", и двух напарников, и восемь нападающих. Спецназ - одно слово, - с уважением добавил Семен.

- Не понимаю... Зачем?

- Надо срочно закрыть дело. И тут интересы команды, наехавшей на "объект", твоей охранной фирмы и ментов совпадают.

- Что ты так от них дистанцируешься. А ты разве - не мент?

- Я сам по себе. Вокруг - жизнь. А я сам по себе. Служу, бабки выколачивая - семье на прожитье.

- Урки, не было такого, не мстили потом?

- Нет. Во-первых, из тех, кто прошел мои "процедуры", мало кто с зоны возвращается. И потом, я ничего, кроме того, что мне положено, не делаю. За что обижаться?

- А тебе положено меня пытать?

- По негласной инструкции, к заключенным в ШИЗО, для усмирения, применяются меры устрашения, давления. Нейтрализации. Тут же тоже не ангелы сидят.

- Стоят.

- Не понял?

- Тут не полежишь.

- Это сейчас брезгуешь. А после процедур полежишь. Сил стоять не будет.

- Ты где воевал? - наугад спросил Князь.

- На Кандагаре. Слыхал про такие места? Там сильно стреляли. А кто к духам попадал в плен, тех потом опознать никто не мог. Ну и мы тоже, если дух к нам попадал, выбивали из него показания.

- Тебе понравилось?

- Нет. Просто я научился это делать лучше, чем другие. Профессия не хуже иных. Демобилизовался - пошел сюда. Семью кормлю. А что спросил? Был там?

- Был.

- Где?

- Ты спроси, где я не был. У нас ведь, не как у вас, не на позиции. И рейды короче. Точечные. Сбросили, сделали, вернулись. Или просочились, работу сделали, остался живой, выбрался. Сам.

- Ранен был?

- Конечно. Только сейчас к боевым шрамам менты добавили столько новых, запутаешься. А после твоей обработки и мама не определит, где от чего шрам.

- От моих ребят шрамов не остается. Мы с понятием. Чтоб на суде, если до суда доживешь, нечем было перед судьями хвастаться да от чистосердечных показаний следователю отказываться.

- Это хорошо. Значит, если после тебя выживу, можно будет узнать, от чего шрам.

- Где еще был?

- Ангола, Мозамбик, Никарагуа.

- И языками владеешь?

- Само собой. Испанский, португальский свободно, а пушту слабо. Но могу с хорошим акцентом несколько слов сказать, чтоб на первых порах контакт завязать.

- Помогало?

- Помогало.

- Страшно бывало?

- А как же.

- Боялся?

- Только виду не подавал.

- И сейчас боишься?

- Сейчас нет. Противно только. Как фашисты какие, свои же пытают. И главное - ради чего? Ради бабок?

- Бабки тоже в наши дни не последнее дело: рынок.

- Это я понимаю. Ну, что, начнем? Чего на потом откладывать? Зови своих палачей.

- Они не палачи. Они просто свою работу делают. Палачи как раз и делают свою работу. Это садисты пытают для удовольствия. А палачи - на работе как на работе. Чего спешить? Может, покурить охота?

- Нет. Бросил.