Гридень 4. Взлет

Так и получается сейчас, что родственники порой гонят своих детей записываться в пешцы, да прилежно перенимать воинскую науку, чтобы и сам отпрыск «в люди выбился», ну и роду чем помог. Иных романтика зовет на подвиги, о которых по Руси рассказы один краше другого звучат, третьих вера в Господа зовет на подвиги ратные. И вот что характерно, уже как год не слышно ни об одной серьезной банде, чтобы промышляла на путях в Северо-Восточной Руси. Если главным источником мотивации ухода в разбой была нужда, то многие выбирают службу в Братстве. Оно и сытно, на кормежке воина экономить нельзя, престижно, а еще и богоугодно. Три в одном! И душа чиста, и пузо забито!

Набор, если еще человек двести придет, будет ужеконкурсный. Но это не означает, что остальным нужно вернуться домой. Пусть остаются, науку ремесленную познают, землю пашут, пчел разводят. Молодые, да сильные, целеустремленные люди всегда пригодятся. А так же это ресурс, который я планировал постепенно, но переводить в иные поселения, основывать которые уже начал, и такую работу планирую усилить.

Не все безоблачно. В сравнении с тем потоком помощи, что был еще по весне, сейчас приходят крохи. Может удельные князья решили, что Братство и так богатое, что много трофеев взяло, но это направление заглохло. Лишь незначительный обоз пришел от полоцкого князя, наверное, заблудился, не понял, что русские князья пока приостановили помощь. И на том спасибо, но я рассчитывал на иное. Пока еще мне нужна помощь, мне армию кормить. Это же я знаю, что зерна хватит, но остальные не догадываются об этом.

Проскакав больше десяти верст, заехав в лесную чащу, я обнаружил огромное количество людей и телег. Не сотня моих воинов составляла большинство гомонящего народа, а обыватели, причем народ был пестрым: от богато одетых и с просматривающимся пузом мужико, до доходяг, явно недоедающих.

— На кой-ляд вы привезли их всех сюда? — разъяренно спрашивал я. — Я же сказал, чтобы убить их там, на дороге.

— Так прознали бы, что промышляли, когда мертвяков нашли. По следу пошли бы. А вот тут все обозники и часть охраны торгового обоза. Они как бы исчезли. Вышли и не дошли, — оправдывался Стоян.

— Разумно, но почему после не убили? Не утопили, к примеру? — спрашивал я.

Оба командира понурили головы. От Боброка я такого мог ожидать, а вот Стоян своим гуманизмом удивил. Оглядевшись по сторонам, и мне стала понятна нерешительность парней. Это в бою нормально, когда без жалости режешь врага. А когда в обозе даже бабы есть, девки, наконец, то это слишком даже для прожженного, повидавшего смерть и кровь воина.

— Горыня? — задал я вопрос.

— Живой, вон там, — Боброк указал рукой на одну из кибиток, сильно похожую на те, которыми пользуются половцы.

— Почему? — последовал очередной вопрос от меня.

Ну ладно, остальные, как люди торговца, так и те, кто прибился к обозу, чтобы в безопасности перейти от одного города в другой. Но самого Гарыню нужно было убивать.

— Три тысячи гривен выкупа предложил. Это же такие деньги! — сказал Боброк. — Мы посчитали, что ты можешь и согласиться.

— Товару насколько тут, и что у него с собой? — спросил я.

— Шесть сотен двадцать три гривны нашли, а товара на тысячи полторы будет. Много оружия везет, добытого в войне, — отвечал Стоян.

Хоть досмотреть купца и груз додумались.

Я решительным шагом направился к просторной кибитке, где должен был быть Горыня. Он там и находился, привязанный к телеге за ноги и со связанными руками.

— Воевода, ты прости, что было помеж нас, я много отдам, я сослужу, я… — не дав купцу закончить свою речь, я всадил ему нож в сердце, ударил по рукояти клинка ладонью, вгоняя лезвие глубже.

Купец, вставший на тропу войны со мной, прохрипел и почти сразу обмяк.

Без сантиментов. У Горыни был шанс все исправить, остановиться, перестать чинить мне неудобства, но он не смог остепениться. Так что смерть.

Меня не осудили, Стоян и Боброк стояли и спокойно взирали на тело купца. Три тысячи гривен? Это состояние, это столько много, что можно закупить снаряжения и еды на полтысячи воинов, построить немалый речной флот. Но я понимал уже, что купец блефует. Нет, он, конечно, сейчас верил в то, что обещал. Но дошел бы до Киева, поднял бы там такую бучу, что мне было бы сложно расхлебать последствия. Да и считай две тысячи гривен товаром и серебром — это почти выкуп.

— Что с людьми теперь делать? Ну, хотели вы их оставить в живых, так представились бы разбойниками, отпустили, пограбив, да и все. А теперь каждый из них, — я обвел рукой стихийный лагерь. — Знает, кто злодействует на дорогах.

Я и сам растерялся, как поступить. Нужно пускать всех под нож. Но как воспримут воины такое действие? Среди ратников большинство — это люди глубокой веры и богобоязненные. Странно, конечно, как будто монахов описываю, а не суровых воинов, убивавших без колебаний на поле сечи врагов. Но так и есть.