В школе у Гретхен все было в полном порядке. Она, правда, занималась уже не так усердно, но, поскольку Гретхен всегда считалась лучшей ученицей в классе, учителя как-то не замечали образовавшиеся пробелы. За ней прочно закрепилась репутация «невероятно способной девочки», что отражалось на оценках. Если она, к примеру, не могла ответить на какой-нибудь вопрос, то учителя снисходительно относили этот казус на счет случайности – дескать, всякое бывает, день на день не приходится. Такая благосклонность учителей к Гретхен, которой спускали то, что не спустили бы другим, не вызывала в классе особого возмущения и никак не сказывалась на общем отношении к ней одноклассников – Гретхен все любили и уважали.
Что еще добавить к портрету Гретхен? Пожалуй, то, что раньше она была довольно толстой. Все семейство Закмайеров отличалось внушительными формами. Настолько внушительными, что Конни, сын соседей, прозвал их Тумбочками.
Но Гретхен избавилась от лишнего веса почти одновременно с мамой, хотя, в отличие от нее, не голодала и на диету не садилась. По какой такой загадочной причине ее жировая прослойка куда-то подевалась, оставалось не вполне ясным: мнения отдельных членов семьи Закмайеров по этому вопросу расходились. Мама считала, что Гретхен с детства была толстушкой, потому что мало двигалась и в ее жизни ничего особенного не происходило. А потом жизнь дочери стала более насыщенной и динамичной, оттого она и постройнела. Папа же считал, что Гретхен заразилась от мамы манией похудения. Он даже думал про себя, что Гретхен наверняка прибегала к этой жуткой методе – искусственно вызывала рвоту, чтобы освободить желудок от попавшей в него пищи. С папиной точки зрения, переводить столько добра было чистым безумием! Но, похоже, такие ухищрения сейчас в большом почете среди женского пола, в каждом глянцевом журнале только об этом и пишут!
Гансик тоже подозревал Гретхен в подобных извращениях и никак не мог смириться с тем, что сестра похудела. Потому что он был твердо убежден: когда все были толстыми, у них была прекрасная счастливая семья! Все беды начались с маминой дурацкой затеи – когда мама вдруг, ни с того ни с сего, решила похудеть. Из этого Гансик сделал вывод: кто худеет, тот плохой человек, потому что сознательно разрушает семейное счастье! Вот почему стройную фигуру сестры он считал воплощенным символом подлого предательства. Ему было страшно. Ведь и он чувствовал, что семейная идиллия вся склеена из обломков. Он просто боялся, что это склеенное счастье может в любой момент опять пойти трещинами, и, вероятно, полагал, что подкожный жир лучше всего будет держать хрупкую конструкцию. Вот почему он так мечтал, чтобы мама с Гретхен хотя бы немного прибавили в весе, – каждый дополнительный килограмм был для него залогом стабильности. Но ни мама, ни Гретхен не радовали его в этом смысле. Они даже не подозревали, что, с точки зрения Гансика, семейное счастье напрямую зависит от толщины каждого члена семьи.
Магду все эти проблемы, связанные с похудением или прибавлением в весе, мало беспокоили. Даже за своим собственным весом, который, надо сказать, существенно колебался, она не следила. Магда то округлялась, то худела – как луна, только не с такой жесткой периодичностью. Поесть она любила, но при этом у нее были свои причуды. То вдруг она c утра до ночи питается одним смальцем – на завтрак, на обед, на ужин, на перекус и в перерывах между этим. Потом вдруг начинается период соленых огурцов. Или картофельных крокетов. Даже на завтрак – картофельные крокеты! А то переходит на одни галеты, без ничего. Если у нее случалась огуречная или безничегошно-галетная фаза, она худела, если смальцевая или картофельно-крокетная – толстела.
Цветльская бабушка, которую так звали потому, что она жила в Цветле, считала стремительное похудение Гретхен проявлением тяжелой болезни. Сама она была невероятно толстой и придерживалась твердого убеждения: чем толще человек, тем он здоровее! Здоровье и полнота были для нее неразрывно связаны, как сиамские близнецы. Даже то, что у ее внучки, два года назад превратившейся в стройную девушку, никаких признаков губительного заболевания не обнаруживалось, не могло поколебать ее взглядов. Глядя на Гретхен, она частенько сокрушенно качала головой, приговаривая:
– Вот увидите, все еще проявится! Как это ни печально. Еще вспомните меня! Некоторые фирусы десятилетиями сидят внутри, прежде чем вылезти наружу! Но меня тогда уже не будет в живых. Так что я, к счастью, этого не увижу!
(Под «фирусами» бабушка понимала вирусы. С иностранными словами она не очень дружила.)