Грешный

Защиту разнесло изнутри. То магическое «цунами», что, преодолевая встречный напор, ползло от Ирсайи к Дамире, вдруг резко рвануло вперёд, словно бы перехлестнув наконец через невидимую плотину или же просто разрушив шлюзы.

Секунда, и там, где стояла верховная, полыхнула ярчайшая вспышка — если б глаза закрыть не успел, то точно ослеп бы. А ещё через миг я едва не оглох от ударившей по ушам воздушной волны.

Когда пламя опало, а пыль рассеялась, на месте Дамиры лежала лишь горсточка пепла. Иссиня-чёрного, как антрацит. Или как сажа в камине.

И эта сажа… текла. Расплывалась по мраморным плитам сначала пятном, потом лужицей, затем тонкими ниточками-ручейками… Которых становилось всё больше, и сами они становились всё гуще, длиннее, извилистее… Как корни у сорняка или змеи на голове у Медузы Горгоны… Щупальца гигантского кракена, коим вечно пугают первоходов-матросов на кораблях, пустившихся в океанское плавание…

Я смотрел на них, не отрываясь, словно заворожённый. И все, кто был в зале, делали то же самое. Тупо смотрели на растущие, как на дрожжах, пятна-щупальца и ничего не предпринимали. А те всё росли и росли, тянулись в разные стороны, расползались по полу, захватывая всё бо́льшую и бо́льшую площадь.

Один из отростков коснулся моего сапога и… внезапно отпрянул, словно бы от ожога. В то же мгновение меня будто холодной водой окатило, возвращая сознание в норму.

— Все вон! Оно убивает! Бегите! — заорал я, поняв, что случилось.

Мой голос на замерших в ступоре жриц и бойцов подействовал, как противошоковое.

Иммунность, итить-колотить, а не комаришка чихнул!

— Уходим! Скорее! — принялась раздавать команды очухавшаяся первой Фарьяна. — Последнее проклятие жрицы! Его не остановить! — крикнула она мне, указывая на Ирсайю.

Королева, стоявшая к сопернице ближе всех, была вся с головы до ног опутана чёрными нитями. Сказать, что мне самому в этот миг потребовалось антишоковое, значит, ничего не сказать.

«Малыш!!!»

Тигрокот успел первым. Метнулся к Ирсайе, но тут же отпрыгнул назад, болезненно мявкнув.

Что интересно, нити из «сажи» на него не переходили, но что щипались-кусались — это на сто процентов. Видимо, его природная магия умела сопротивляться проклятию, но уничтожить его не могла.

«Давай к двери! Следи, чтобы никто не входил! А я тут уж как-нибудь сам…»

Я проскользил по мрамору к заключённой в нитяной кокон женщине и удовлетворённо отметил: чернота на полу в тех местах, где я «наследил», исчезает — сворачивается и словно бы истлевает.

Увы, повторить тот же трюк с королевой не вышло. Истлевающие после моего касания нити восстанавливались практически сразу и даже в большем объёме, почти как отрубленные головы у Змея Горынча или, скажем, Лернейской гидры… Однако именно эта ассоциация — с гидрой — помогла мне понять, что делать.

Древнегреческий полубог, как мне помнилось, прижигал её шеи огнём. Здешняя «гидра» голов не имела, зато шей — дофига и больше, и то место, откуда они вырастали, мне было известно.

Горку чёрного пепла, оставшуюся после Дамиры, я топтал сапогами почти полминуты. Пепел хрустел под подошвами и сопротивлялся как мог, но я оказался сильнее. Участок пола всё же очистился от источника магической «сажи» и больше не восстанавливался. Вместе с ним перестали расти и щупальца-нити, успевшие к этому времени покрыть своей сетью около четверти зала.

Чтобы их уничтожить, мне понадобилось минут десять. Сначала я просто скользил по ним, как по льду, потом долго вышагивал туда и сюда, выискивая пропущенные места и топча их ногами, затем просто ползал по полу и давил, как клопов, прячущиеся между прожилками мрамора тёмные пятнышки…

Пока я занимался очисткой тронного зала от последствий «последнего проклятия жрицы», Малыш следил за моими действиями от закрытых дверей и снабжал меня информацией от Фарьяны. Та, как я понял, посылала ему мыслеобразы прямо сквозь стену, а он отправлял их мне. Бо́льшая часть этих сведений касалась «проклятия»: что оно из себя представляет и как с ним боролись раньше.

Боролись с ним, если верить хранительнице, как с эпидемией в Средних веках. То есть, сначала устраивали «карантин» — намертво забивали все окна и двери в доме, куда проникла зараза. Затем дожидались, пока все там не перемрут, и сжигали всё к чёртовой матери вместе со скарбом и домашней скотиной. И лишь после этого, если кто-нибудь всё-таки выживал, начинали прикидывать: «А может быть, сто́ило как-нибудь по-другому?..»