Грешные и проклятые

Я огляделся вокруг. Никого кроме нас в бункере не было. Никого важного, я имею в виду. Только его адъютант – непримечательный маленький субъект, не представляющий особого интереса или важности. Еще одна серая тень среди полка серых теней.

Обычно полковника сопровождало целое стадо подчиненных – младшие офицеры и их адъютанты. И, конечно, адъютант полковника всегда суетился где-то позади – маленькая молчаливая тень. Они все были лишь тенями полковника, как солдаты полка были моими тенями. Их дисциплина и вера были всего лишь отражениями моей веры и моей дисциплины.

Вы думаете, это слишком высокомерно с моей стороны заявлять так? Уверяю вас, это правда. Как комиссар, я являюсь душой полка. Если поколеблется полк, это потому, что сначала поколебался я. Вот что значит быть комиссаром. Ты и есть полк. Когда страдает полк, страдаешь и ты. Когда полк преуспевает в своем деле, это потому, что преуспел в своем деле ты.

Люди – солдаты, я имею в виду – не понимают роли политического офицера. Они не видят во мне необходимости. Это потому, что они не обладали дальновидностью такого человека, как полковник. Полковник понимал меня. Он знал меня, и знал, что моя вера сильна. Поэтому он доверял мне. Нет, мы не были друзьями. Но мы доверяли друг другу.

Полковник прочистил горло, адъютант поднес ему кружку рекафа.

- Почему вы задушили его, комиссар?

- Он был трусом, мутантом и вором.

Последнее было всего лишь предположением. Я еще не успел рассмотреть медальон, но я думал, что весьма велика вероятность того, что этот негодяй его украл.

- И вы задушили его?

- Наглядный урок остальным.

Полковник рассмеялся. Его смех был резким и хриплым, похожим на карканье.

- Разве лазерный выстрел в голову не послужил бы той же цели?

Он склонил голову набок и пристально посмотрел на меня бионическим глазом, его линзы светились кроваво-красным.

- Или вы были особенно разгневаны его преступлениями?

Я ничего не сказал.

Он улыбнулся, словно я ответил.

- Вы воспринимаете это настолько… лично, Валемар? Словно их слабости и проступки – ваши.

- Комиссар, - сказал я.

- Комиссар, - поправился он. – Это уже который по счету? С тех пор, как мы прибыли сюда, я имею в виду.

Это не был настоящий вопрос, и я не видел причины отвечать на него. У полковника были и более важные дела, чем способ казни труса. Война тянулась уже многие месяцы. Даже годы. Трудно сказать точно, когда день и ночь сливаются в одно бесконечно серое ничто. Но такова была война здесь. Бог-Император повелел, и мы должны были повиноваться.

Когда полковник увидел, что я не собираюсь отвечать, он хмыкнул и отвернулся.

Снаружи я слышал грохот, ритмичный и пронзительный.

- Мощь их огня впечатляет, - сказал он, глядя на карты и пикт-снимки на стене, и постучал по карте. – Невозможно заставить замолчать их орудия, не преодолев открытое пространство ничейной земли. Невозможно преодолеть открытое пространство, не потеряв как минимум треть полка от огня их оборонительных сооружений. Невозможно прорвать их оборонительные сооружения без поддержки с воздуха. А поддержка с воздуха невозможна из-за их пушек. Настоящая ловушка, и мы в нее попались.

Он посмотрел на меня.

- Некоторые из моих офицеров не согласны с моей оценкой ситуации. А что думаете вы?

Я взглянул на карты без особого интереса. В отличие от некоторых, носивших черную фуражку и шинель, я знал свое место. Я не был строевым офицером и не пытался притворяться им. Мой долг – исполнять приказы, а не подсказывать их. У полковника были свои советники. Я был слушателем иного рода.

- Вы командир этого полка. Если вы считаете, что это ловушка, то это ловушка.

Он усмехнулся.

- Хороший ответ. Хотел бы я, чтобы у меня была сотня таких как вы, Валемар.

- Комиссар.

- Конечно. Комиссар. К сожалению, вы только один. Как и я.

В его голосе действительно явно слышалось сожаление. Мне это не понравилось. Инструкции на этот счет ясны. Сожаление ведет к сомнению, сомнение к страху, страх к предательству…

- Лишите несогласных их званий, - сказал я.

Он покачал головой.

- Вы видите простые решения там, где их нет.

Я не понял, что это значило, и решил оставить без внимания.

- Вы хотите, чтобы я расследовал?

- Нет. Это последнее, чего я хочу.

Он перешел к другой теме.

- Как солдаты? Как их настроение?

- В целом лояльны, - сказал я без промедления.

Он засмеялся. Я услышал подобострастное хихиканье позади и, обернувшись, увидел адъютанта, перекладывавшего стопки документов. Адъютант попятился от моего взгляда. Я знал, что он боится меня, хотя не слишком думал об этом. Он имел основания бояться. Если я решу, что он заслуживает казни, его близость к полковнику не спасет его. Я подождал, пока адъютант прошмыгнет в другой конец бункера, после чего объяснил полковнику свой ответ.

- Моральный дух солдат пострадал, но еще в приемлемых параметрах. Разговоры о дезертирстве неизбежны, но я уже вычислил потенциальные векторы.

- Векторы… вы имеете в виду людей?

- Четверо мужчин, две женщины.

Полковник кивнул. Металлическая часть его челюсти дернулась, словно от нервного тика.

- И ваше решение?