Грешница и кающаяся. Часть II

— Рано или поздно, сир, мои враги бывают наказаны — не мною, так Провидением. Когда же в роли судьи приходится выступать мне, приговор мой строг, но всегда справедлив. Так бывало в те времена, когда мои владения не находились в таком цветущем виде, как сейчас, и строгость эта шла только на пользу делу. Теперь положение выправилось, и мне очень редко приходится прибегать к наказанию!

— Завидная доля! — не мог не сказать Луи Наполеон, одобрительно глядя на князя, и то ли с тайной целью оскорбить или унизить его, то ли из чисто человеческого любопытства задал такой вопрос: — Я слышал, князь, что вы связаны таинственными узами с дамой, имя которой теперь у всех на устах; это графиня Понинская, чьи приемы в Ангулемском дворце славятся баснословной роскошью; правда ли это?

— Да, сир,— твердо и спокойно отвечал Эбергард,— эта дама была моей женой.

— Я удивлен, князь, и понятия не имел об этом. Графиня несколько дней назад испросила у меня аудиенцию и раскрыла мне некоторые странные обстоятельства своих семейных отношений; при этом она не скрывала глубокой ненависти к вам, из чего я и заключил, что между вами была какая-то связь. Берегитесь этой ненависти, князь! Графиня очень влиятельный человек, число ее приверженцев даже больше, чем я предполагал!

— Судьба моя сложилась так, что за долгие годы пребывания в Европе пути наши странным образом постоянно пересекались. Это тяжелая участь, сир, но я терпеливо переношу ее! Планы и стремления, приведшие меня во Францию, осуществлены; осталось только наказать тех, кто достоин наказания; свершив во благо человечества и эту миссию, я надеюсь в скором времени возвратиться в мои далекие, но прекрасные владения.

— Вы говорите, планы, приведшие вас сюда, удалось осуществить?

— С Божьей помощью удалось, сир!. Но кому из нас не остается чего-нибудь желать или о чем-нибудь сожалеть? Жизнь научила меня от многого отказываться, довольствоваться малым и благодарить Бога! С этими убеждениями я и возвращусь в отдаленную часть света, где нашел себе новую родину, и стану доживать свои грустные дни на той благословенной земле.

— И вас это удовлетворяет? — спросил Наполеон.

— Забота а счастье и довольстве ближних, насколько хватит сил и средств,— вот задача моей жизни и цель ее!

Наполеон сделался задумчивым и молчаливым.

— Очень странно,— проговорил он наконец,— это неслыханная борьба, она удивляет меня и интересует. Графиня Понинская всеми силами старается ввергнуть окружающих в бедствия и нищету; вы же, князь, жертвуете всем, чтобы каждый был доволен и счастлив! Я желаю вам успехов во всех ваших начинаниях и обещаю, что вы получите неограниченную власть наказывать и преследовать виновных, если подтвердится то, что вы мне только что сообщили. До свидания, князь!

Эбергард поклонился императору, пожал протянутую ему на прощанье руку и быстро направился к двери.

У портьеры он еще раз обернулся и поклонился Луи Наполеону, задумчиво глядевшему ему вслед.

Человек этот внушал уважение даже императору, в котором на минуту родилось желание следовать его примеру.

Но едва князь Монте-Веро скрылся, Луи Наполеон вернулся к прежнему строю мыслей и с иронической усмешкой сказал сам себе:

— Мечтания надо оставить в стороне, если хочешь царствовать.

На следующий день Эбергард получил бумагу, подписанную собственноручно императором и дававшую ему право изловить виновных и наказать их по всей строгости, потому что при медицинском освидетельствовании трупа господина д'Эпервье оказались, как и предсказывал князь, признаки отравления.

XXVII. МОЛИТВА БЕГЛЕЦА

Истратив все силы, чтобы освободиться из своей тюрьмы, и поняв тщетность этих попыток, Сандок терпеливо ожидал решения собственной участи. Он утешал себя надеждой, что Моро, которому наверняка удалось спастись, сообщил о его заточении князю, и теперь надо ждать помощи оттуда.

Трюмное помещение, в котором находился Сандок, было лишено отверстий, и тут царствовала такая темнота, что негр не мог различить, когда наступает день или ночь; по его расчетам выходило, что он здесь уже вторые сутки.

Рыжий Эде дважды подавал ему хлеб и воду через люк в потолке и тут же крепко запирал его за собой.

Сандок в сотый раз обыскивал свои карманы, но, кроме садового ножа, у него не было при себе никакого инструмента, которым можно было бы взломать темницу, да он и не знал, с которой стороны своей треугольной тюрьмы пробиваться на свободу, так как одна стенка, должно быть, вела вовнутрь корабля, а две другие, похоже, омывались Сеной.

Кроме того он не мог бежать, не отомстив сначала Фуксу и Рыжему Эде; он был исполнен такой злобы, что готов был пожертвовать своей жизнью, лишь бы ему удалось погубить обоих извергов!

Он раздумывал, каким образом ему может быть полезен садовый нож, и вдруг на палубе, над головой его послышались торопливые шаги взад и вперед. Сандок внимательно прислушался, но слов не разобрать было, хотя он узнал голос Фукса и другой, принадлежащий человеку, только что вошедшему на корабль,— то был голос ненавистного барона!